– Hey, Baby! – вместе с Брюсом Шанне́лом пропела Косте, делая незамысловатые движения твиста.

Парень сделал удивленная лицо, оглядываясь по сторонам, и вопросительно ткнул себя пальцем в грудь, делая вид, что не верит собственному счастью.

Я рассмеялась, когда он, изображая из себя самовлюбленного секс-символа, от одного взгляда которого женщины штабелями падают к его ногам, отодвинул в сторону стоящего рядом Ваню, якобы тот ему мешает, и невероятно несуразной разбитной походкой направился ко мне. Красавчик!

Понимала, что Костя далеко не профессионал, поэтому не стала выпендриваться и хвалиться мастерством, а просто танцевала в свое удовольствие. В итоге все превратилось в цирковой номер с нелепыми гримасами, пародиями и всем известными финтами: волна руками, погружение под воду и движения в стиле диско. Форменное дурачество. Сегодня мы стали звездами вечеринки и подняли настроение не только себе, но и довели до слез смеха всех присутствующих.

– Ну «Кит-Кат» отжигают! – услышала чей-то насмешливый комментарий.

Друзья редко называли парня Китом, и я уже совсем забыла, откуда взялось это прозвище.

– Привет, «Кит», – почти перестала танцевать, обнимая парня за шею. – Слышала, ищешь свою «Кат».

– Да, – кривовато ухмыльнулся, – вторую половинку.

– Чтобы жизнь была сладкой? – полностью утонув в его объятиях.

Чуть сощурившись, он вглядывался в мои глаза с этим до боли любимым взглядом с хитринкой и….Молчал. Говорить не было необходимости, я все видела и так. И даже предугадала его следующее действие – поцелуй. Если брать в расчет, что мы находились посреди комнаты на обозрении всех наших друзей, то он был до неприличия откровенным. После таких обычно хочется немедленно сбежать и остаться наедине.

– «Кит-Кат», кончайте уже! – Нас, как разгульных мартовских котов, уже были готовы поливать водой. – Здесь же люди!

– А наверху дети! – отметил какой-то умник.

– Завидуйте молча! – ответил Костя разом всем шутникам, тогда как я от смущения спрятала лицо, уткнувшись ему в грудь.

Дальше между музыкантами началась шутливая словесная перепалка, которая каким-то странным образом скоро перетекла в обсуждения работы: запись альбомов, съемки клипов, предстоящие концерты. Только эти парни были способны любой разговор свести к музыке.

– Включите телик! – спустя время воскликнул Дима. – Уже должны вовсю крутить промо, отснятый к Премии

– Оно тебе надо? – отозвался Артем, все же перебирая диванные подушки в поисках пульта. – Что, давно не видел себя по телевизору?

– Вы не серьезно относитесь к своей работе, товарищи, – пожурил Дима.

В итоге на противоположной стене ярко вспыхнул большой плоский экран, транслируя новости шоу-бизнеса.

– Зачем на молодежном музыкальном канале новости? – Дима разочарованно рухнул на диван.

Никто не спешил ему отвечать – все, как один, уставились в телевизор. На экране красовалось мое фото, поверх которого умело «наклеили» тюремную решетку, а для пущего эффекта сделали и звуковое сопровождение: звук закрывающегося металлического засова.

Каждое доносившееся из динамиков слово ведущего было гвоздём, беспощадно вколачивающимся в крышку гроба моей нынешней жизни:

«Сенсационная информация о девушке всеми известного Кита из «Адамас». Кто бы мог подумать, что эта милая с виду девушка в юности успела обзавестись уголовным делом. Да-да, имя Маргариты Кировой одно из ключевых в расследовании убийства собственного отца …..».

Кто-то из парней быстро сориентировался и отключил телевизор, оборвав до отвращения радостную речь диктора.

– Чего только не выдумают!

– Ничего святого! – подхватил другой.

Я не различала ни лиц, ни голоса, и продолжала смотреть на черный экран, не знаю, что сказать, как дышать, как жить дальше.

Теперь все узнают! Они всё узнают!

И Костя.

– Рита, – услышала его голос и вздрогнула, – не волнуйся, никто не поверит в эту чушь, – Костина вера в меня была непоколебимой. – Мы потребуем опровержение, подадим в суд за клевету, если потребуется, – находил все новые способы отбелить мое имя, но все зря. Напрасные старания.

– Это правда, – тихо произнесла и окинула всю компанию взглядом. На меня разом обрушились их эмоции, отражавшиеся на лицах: шок, недоумение, сомнение, страх. Не смогла выдержать такого давления, и выскочила из дома, окунувшись в холодный осенний воздух.

Хотелось сорваться с места и бежать. Так чтобы от усталости сводило мышцы, а от обжигающе холодного воздуха, с безумной скоростью врывающегося в легкие, разрывало грудь. Все, что угодно, только бы не думать, не чувствовать. Но спасаться было негде – весь участок, на котором стоял дом семьи Симоновых, был огорожен высоким неприступным забором. Лишь на заднем дворе, где летняя беседка теперь покрылась осенней изморозью, был островок из молоденьких с облетевшей листвой деревьев и окружавших их такой же осиротевший кустарник.

На улице было около нуля, изо рта белыми клубами вырывался пар, но я не чувствовала холода. Какое сейчас это имеет значение? Сомневаешься в важности таких мелочей, когда жизнь замирает, и ты не представляешь, куда она повернет в следующий момент.

Что теперь будет? Как Костя воспримет правду?

– Надень, – на плечи опустилась куртка, – пожалуйста, – попросил Костя, когда я никак не отреагировала, и самостоятельно начал кутать меня в ветровку, как нерадивого ребенка.

Неохотно просунула руки в рукава, а Костя продолжал возиться с молнией. Следила за уверенными движениями его тонких пальцев, но так и не решилась посмотреть в глаза. Раньше с такой легкостью делала это, а теперь не могла себя заставить.

– Ты злишься? – не видя его лица, не понимала, какие чувства он испытывает.

– Нет, – коротко ответил. – Почему я должен злиться?

– Потому что у меня есть…был… от тебя секрет, – разглядывала серую мощеную дорожку у себя под ногами.

– Я скорее расстроен этим фактом, – и по ровному тону его голоса, слышала, что он говорит правду, – но не зол.

«Собачка» молнии с характерным жужжанием достигла ворота куртки, и наши с Костей взгляды встретились. Не представляю, что сейчас отражалось в моих глазах, скорей всего тревога, но в его – немой вопрос: что же именно я скрываю?

– Боялась и сейчас боюсь, что ты разочаруешься во мне, как только всё узнаешь, – не заметила, как щеки стали влажными.

– Откуда такие мысли? – его пальцы казались обжигающе горячим, когда он вытер слезы с моего похолодевшего от ветра лица.

– Потому что это не какая-нибудь ерунда вроде школьного романа, а… – не могла произнести вслух это страшное слово.