аккуратно приведенные в порядок дома ногти хочется спрятать.

Елена приближается. Я с опаской слежу.

Понижает голос:

— Давай обсудим сразу…

Не давайте.

И молчу.

— В этом суде и вокруг достаточно мужиков, на чью шею можно присесть. Если захочешь — я подскажу. Тарнавского не трогай, хорошо? Он мой.

От слов по телу жаром прокатывается отвращение.

— Я сюда работать пришла, — вру полуправдой. Потому что то ли работать, то ли шпионить…

— Работай, малыш. Работай. Глазками только не стреляй в ту сторону, хорошо? — Елена снова указывает кивком на сакральную дверь. Отталкивается от моего стола и выходит.

Ей все равно, а я сверлю между лопаток злым взглядом.

Справляюсь с привычным уже желанием просто встать и уйти. Ебитесь… Да как хотите. А потом вспоминаю, что пообещала Тарнавскому быть преданной.

Слышу голос Елены уже в коридоре. Передергивает. Еще раз, когда телефон проезжается по столу. Хватаю его, думая, что это сообщение от Лизы. Но нет. Всё хуже.

Мне пишет ее отец.

«Во сколько освобождаешься, Юля?»

Лавиной прямо на голову сходит вся тяжесть моего положения.

Решающей снежинкой на огромный ком ложится резко распахнутая дверь и шаг в приемную моего судьи.

Тарнавский заставляет меня втянуть воздух и замереть. Смотрит внимательно, немного сузив глаза.

— Занята, Юль?

Мотаю головой.

— Давай пообщаемся тогда.

И кивает обратно в кабинет, в котором, я надеюсь, хотя бы проветрил.

* * *

Сделав несколько проверочных вдохов, я убеждаюсь, что в кабинете Тарнавского Еленой не пахнет. Это по вполне понятной причине дарит легкое успокоение, которое очень быстро рассеивается под направленным на меня вниманием судьи.

Страюсь не связывать очевидно хорошее настроение Вячеслава с вышедшей женщиной. Но и с собой связать не получилось бы. Пока я не сделала ничего, заслуживающего одобрительной улыбки.

Сажусь на то же кресло, что всегда. Выдерживаю взгляд. Запрещаю себе анализировать, кем ему кажусь. Скорее всего, слишком серьезной заучкой. Это обидно.

— Как дела, Юль? — Тарнавский спрашивает, проходясь по кабинету за своим креслом. Берет из корзины с мытыми фруктами яблоко. Подбрасывает и ловит. Протягивает мне. Я слишком серьезно мотаю головой.

Отказ Вячеслав принимает. Фрукт возвращается в корзину, а мужчина продолжает путь. Останавливается у одного из боковых окон. Присаживается на подоконник. Складывает руки на груди. Ждет ответа. Эх…

— Все хорошо, спасибо.

Улыбается и кивает.

— Звучишь как-то неуверенно, — его легкая ирония отзывается в душе приступом паники. Это я еще неплохо выгляжу, господин судья. Потому что на коленях лежит телефон, в котором Смолин ждет ответа. И вы чего-то от меня ждете.

— Устала просто. Пятница.

Увиливаю, но подозреваю, что вполне зачетно. В ответ на мое пояснение Тарнавские снова кивает.

— В суде короткий рабочий день. Я помню. Долго тебя не задержу.

— А вы останетесь? — неуместный вопрос срывается сам. Встречаемся глазами. Чувствую себя глупо. Ловлю щепотку снисхождения в новой улыбке.

Ну супер. Я его забавляю своей тупостью.

— Посмотрю по настроению. Но тебя задерживать смысла не вижу. Хочу обсудить, как будем работать.

— Давайте…

— Спасибо, — начальник медленно склоняет голову в благодарности. К моим щекам приливает краска.

Я бы может даже извинилась, но телефон на коленях вспыхивает. Отвлекаюсь на него.

«Буду ждать тебя в квартале. Стоишь спиной к главному входу — иди направо и сворачивай тоже направо. Найдешь?»

Пробегаюсь глазами по строчкам и внутри клокочет.

Да пошли вы нахрен, уважаемый отец подруги!

Блокирую. Отбрасываю подальше от себя на судейский стол.

Увожу голову в сторону. Несколько секунд. Готова возвращаться.

Ловлю взгляд Тарнавского. Он склонил голову. Изучает.

— Ругаешься с кем-то?

— Да так… Внимания не обращайте, — отмахиваюсь, неловко ерзая.

— Ты уже раззнакомилась со всеми? — Благодарна Вячеславу за то, что он не настаивает. Проявил внимательность — достаточно.

— Да.

— Подружилась с кем-то?

Кривлюсь. Не знаю, своим выражением или молчаливым ответом, но вызываю у судьи смех. Он смеется в потолок, сжимая подоконник пальцами.

Возвращает меня в то время, когда я смотрела на него издалека влюбленными глазами. У меня и тогда шансов не было. А сейчас и подавно.

Уверена, он даже «подвиг» мой не оценит. Когда все разоблачится… Мне пиздец, как бы ни старалась. Надо было уезжать, Юля. Надо было.

— Ты права, Юля. Дружить здесь не с кем. Еще и опасно может быть.

Вместо ответа — прокашливаюсь.

Другое дело — соседняя прокуратура. Там есть, с кем дружить…

— Но ты не пугайся. Поначалу бюрократический быт шокирует. Потом свыкаешься. Особо ни на кого не полагайся, но и врагов не ищи.

— А на вас? — Явно удивляю вопросом. Тарнавский думает недолго, потом улыбается и кивает.

— На меня можно. Своих я не бросаю. Даже если поссоримся…

Не дослушиваю. Вдруг чувствую потребность опустить взгляд и продышаться. Телефон жужжит.

Бросаю взгляд. Там:

«Я жду»

Тянусь за ним и не беру. Силой отдираю себя, возвращая к Тарнавскому.

Он рассказывает о планах на следующую неделю. Что он доволен мной (любопытно даже, чем же он доволен, если я ничего не сделала?), что будет запускать мое официальное трудоустройство, что доступ к юридическим задачам будет давать постепенно. Начнем с малого.

На слове «доступ» меня начинает потряхивать. То и дело снимаю ногу с ноги и забрасываю назад. Приглаживаю юбку. Проверяю пуговицы на блузке.

Телефон опять вибрирует. Не выдерживаю.

— Извините…

Тянусь за ним. Отправляю: «Я занята», и убираю звук чата. Пожалею о дерзости, но потом. А пока возвращаюсь в комнату. К своему судье.

Он ловит мой взгляд и продолжает. А для меня слова — шум. Не могу сконцентрироваться. Или не хочу. Потому что дальше — встреча с его врагом. И на ней я не должна сказать лишнего.

Мурашки по коже от мысли, что впереди у меня — судебные заседания. Подготовка документов. Взаимодействие со сторонами.

А что будет, когда начнется рассмотрение по тому самому делу?

Страшно.

Вздрагиваю, когда поверх успокаивающего голоса ложится раскат грома. Стреляю взглядом в окно. За ним потемнело. Тяжелые капли наискось ложатся на стекло.

Тарнавский тоже отвлекается. Смотрит в окно, держа руку в кармане. Потом на меня.

— Вся корреспонденция — на тебе, Юля. Проебем что-то — буду жестким, хорошо?

Киваю, хотя и пугаюсь, конечно. С другой стороны, может с корреспонденцией и проебаться?

Снова гром, снова вздрагиваю. Тарнавский подходит к окну и закрывает.

Частота падения капель с неба становится угрожающей. Проходит десять секунд и капли превращаются в потоки.

Я думаю, что в квартале меня ждет черная машина. Тру плечи.

Тарнавский оглядывается. Немного щурится. Размышляет о чем-то…

— Ты как домой-то, Юля? — Что будет дальше — предположить не сложно.