тебе в голову такое пришло?! Ты понимаешь, что ты наделала? Да за такое пациент на тебя в милицию заявление напишет и будет прав!

— Ва-а-асилиса… ик… Тимофе-е-е-вна-а… ик… Я не хо-оте-ела-а-а! Сказа-а-али сгорел… ик… А тут он-он! Ик!

— Да пойди ты уже воды попей что ли! — рявкнула Василиса. — Это ж надо живого человека! Пациента! По голове подносом! Ты о чем думала?! Ну, дура, как есть, дура! Иначе и не скажешь!

— Ага, ик… А чего он подкрался к Вам… ик… и стоял как привидение!

— Уйди с глаз моих, Верка! — прикрикнула старшая смены. — Да, Лесаков, голова — твое слабое место! Береги голову, Лесаков, она тебе еще пригодится.

— А Вы шутницу, Василиса Тимофеевна, — делая попытку подняться, ответил я. — Это за что ж меня так?

— Лежи, оглашенный. Натворил делов, лежи теперь! Тебе полный покой прописан вот и отдыхай. Сейчас осмотрю в палату и что я тебе ни сегодня, ни завтра не видела! Только на процедурах. Уяснил?

— Так точно! — улыбнулся я.

— Ой, ма-а-амочки! — пискнула Верочка, появляясь в дверном проеме.

— Что опять? — Василиса грозно сдвинула брови.

— Н-ничего… Простите, Алексей, — всхлип. — Я не хотела, я… я… я не знаю, что на меня нашло! — девочка беззвучно зарыдала, глядя на меня огромными несчастными глазами.

— Да ладно, у всех бывает, — поморщился я, осторожно пробуя шишку на затылке.

— Да не у всех проходит! Ну, Киселева! Ну, учудила!

— Василиса Тимофеевна! Про-остите! Я больше не буду! — судорожный вздох и еще один всхлип.

— Да, ладно, Вам, Верочка, ну с кем не бывает, — улыбнутся я.

— Вот именно, что ни с кем не бывает! И только эта, — старшая медсестра бросила сердитый взгляд на несчастную Верочку, сжавшуюся в комочек, — Вечно умудряется что-нибудь учудить! Так, Лесаков, осторожно поднимаемся в палату, — Василиса, наконец, закончила все свои манипуляции над моим бренным телом. — Голова не кружится? На ногах стоишь?

— Не кружится. Стою. Да все в порядке, Василиса Тимофеевна, — как можно более искренне улыбнулся я. — Дойду и сразу спать!

— Я тебе дойду! Иди сюда, недоразумение. Берешь и отводишь в палату! И попробуй мне только шаг влево или вправо!

— Попытка к бегству — расстрел, — пробормотал я, пряча глаза, в которых плескался безудержный смех, отчего-то вся эта ситуация меня неимоверно смешила.

— Пошути у меня тут, умник! — уже беззлобно рыкнула старшая смены и устало поинтересовалась. — Ты где был-то? Мы же и правда думали что ты погиб. Ваську спас, а сам за котом метнулся и все, накрыло тебя.

— А про кота-то откуда знаете? — удивился я. — Да и Ваську не я спас, а ребята пожарные.

— Как не ты? — Василиса зависла, размышляя над моими словами. — А ну-ка, погоди. Чаю хочешь? С баранками?

— Не откажусь, — согласился я: вот как раз и опробую свою версию.

Оно понятно, девчонки — это тебе не следователь. Но с учетом недостоверной информации, которую уже выдала Василиса, думаю, выкручусь. Очевидцы происшествий практически всегда мало что помнят, предпочитая выдавать свои фантазии за действительность, рассказывают свою версию событий. А, значит, я спокойно могу гнуть линию, что вышел из горящего здания и пошел, куда глаза глядят. Шок у меня был и все дела!

Верочка начала суетится. Поставила на подоконник большую железную емкость, налила туда воды из графина, всунула кипятильник и принялась накрывать на стол.

На свет появился рафинад в красно-сине-белой до боли знакомой коробочке. Такая всегда стояла в бабушкиной тумбочке, а я таскал из нее кусочки. Это было вкуснее карамалек. Ванильные бублики, или баранки как их называли гости города из других уголков нашей страны. Три чашки в красный горох и чайные алюминиевые ложечки.

— Ну, рассказывай, — велела Василиса, когда Вера с помощью специальной, видимо, кружки, разлила кипяток по чашкам, в которых уже плескалась заварка.

Старшая медсестра отхлебнула чай, хрустнула баранкой, спокойно ожидая начало моего рассказа тогда как молоденькая фантазерка едва на месте не подпрыгивала от нетерпения.

— Да нечего рассказывать, — макая кусочек сахара в кипяток и закидывая его в рот, пожал я плечами.

— Как это! Девочки рассказывали, как Вы храбро кинулись спасать сначала тетю Машу. А потом и в дом полезли, чтобы она не полезла, чтобы Ваську спасать!

Я малость подзавис, пытаясь сообразить, что Верочка имеет в виду. Потом до меня дошло: это она пересказывает репортаж с места событий от очевидцев про то, как я бабульке в синем халате не позволил забежать в горящее здание за орущим иродом. Тетя Маша, значит, запомним.

— Так, а она чего кинулась-то? Этот Васька-угорелец, он ей кто?

— Так кто, ясно-понятно, кто — сынок еёшний. Так-то он безобидный, но бывает глаза зальет после работы, и все, пиши пропало.

— Буянит?

— Да нет, — отмахнулась Василиса Тимофеевна. — Песни горланит. Бычки раскидывает, а то и чинить что-то берется. И ведь, стервец, в дымину пьяный, а все равно починит любую поломку! Руки-то у него золотые, голова садовая. Да только сам при этом обязательно травму получит. То палец раскровавит, то молоток на ногу урони, то руку располосует чуть не до кости. Ирод — одно слово. На утро, правда, не помнит ни черта. А творит до черта.

Старшая смены печально вздохнула и, прикрыв глаза от удовольствия, отхлебнула сладкого чая. Четыре кусочка на чашку, я аж сглотнул от удивления, когда увидел.

— Жалко его, — Верочка тоже вздохнула.

— Почему? — хотя я уже понимал, что она скажет.

— Так почему… Ты же видел, стройка у нас только закончена… Ой, простите!

— Да ладно тебе. Девушки, предлагаю перейти на ты, — я поднял чашку с чаем. — И чокнуться за это дело.

Медсестры заулыбались, мы соприкоснулись кружками и продолжили разговор.

— Так вот, — Верочка стрельнула глазами в сторону Василисы, получила одобрение, и начала рассказывать. — Стройка у нас закончилась, а бардака на территории еще ой-ёй-ёй! Пока наведут порядки, пока все порастаскивают по местам. Все ж посволакивали в разные места, из старых корпусов, которые снесли. Ну и вот в этом здании, что сгорело, решили временный склад кислородных баллонов организовать. А Васькину каморку-то тоже снесли. Он сколько раз просил главного выделить ему закуток для инструментов, ну и прочем там всякое… — девчонка замялась.

— Ночевал, наверное, в каморке, как в запой уходил?

— Бывало, — кивнула Василиса. — Ну, а что, через весь город пьяным идти? Оно хоть и рядом живет, да сам понимаешь, милиция остановит, заберет в вытрезвитель, бумажку на работу пришлют. Кому оно надо? Вот и…

— Ну да, — Верочка шумно прихлебнула чай, вкусно хрустнула бубликом.

Да, уж, видать действительно золотые руки у мужика, раз так о нем персонал печется. Советский