— Извините меня. — Сэнди попыталась сесть прямо, но невольно поморщилась, когда заныли затекшие мускулы. — Я веду себя неприлично…

— Да нет, это я должна извиниться, — с готовностью произнесла мать Жака, садясь в кресло напротив. — Дело в том, что сегодня утром я решила заменить горничную, обычно подающую завтрак. И забеспокоилась, увидев, что ваша кровать пуста. А потом заметила, что занавески на балконной двери шевелятся, значит, дверь открыта…

Они поговорили еще несколько минут о том о сем, после чего Сэнди отметила в себе странное чувство. Она «оттаивала» по отношению к Арианне Шалье, о чем даже помыслить не могла бы еще вчера утром, сутки тому назад. Испугавшись этого чувства, Сэнди попыталась его преодолеть.

Я не хочу врастать в эту семью, думала Сэнди, поддаваться обаянию Арианны Шалье или наглого красавца, ее сына. Сэнди хотела придерживаться тактики, выработанной ею для себя за последние три года: быть замкнутой, никому не открывать душу, не поддаваться чувствам, не принимать ничьей теплоты, рассчитывать только на свои силы. Не пропускать никого сквозь воздвигнутую ею стену отчуждения. Но эти люди, видимо, умели находить щели в любой стене.

Сэнди вскочила с кресла, потом улыбнулась, смягчая свою резкость.

— Вы, кажется, говорили про завтрак?

— О да, конечно. — Арианна тоже порывисто поднялась с тревогой на лице. — Я оставила сервировочный столик в вашей гостиной, у двери. Как будет жаль, если все остыло… Можно, конечно, подогреть, но…

— Ничего не остыло, я уверена. — Теперь Сэнди успокаивала эту женщину, они словно поменялись ролями. Все получилось само собой: мать Жака обладала таким обаянием, что Сэнди стало понятно, почему он за нее постоянно заступался. — Может быть, я взгляну, не проснулась ли Энн?

В результате три женщины завтракали вместе, на залитом утренним солнцем балконе. Солнце уже немного прогрело воздух. И хотя однажды возник неловкий момент и все замолчали, завтрак в общем прошел хорошо. Женщины допивали кофе, когда раздался стук в дверь.

— Это, видимо, Клэр, пришла забрать посуду, — сказала Арианна и ответила:

— Войдите!

Однако через минуту, когда дверные шторы раздвинулись, вошла совсем не пухленькая, смазливая Клэр — вошел Жак собственной персоной. Он выглядел потрясающе в черных джинсах и серой шелковой рубашке, расстегнутой на несколько пуговиц и приоткрывавшей широкую, поросшую волосами грудь. Сэнди чуть не поперхнулась своим кофе.

— Доброе утро, дамы. — Черные глаза насмешливо остановились на ее вспыхнувшем лице. — Я сказал Клэр, что уберу посуду сам, — обратился он к матери, — и еще должен сообщить, что тебя ждут на кухне по поводу меню на весь сегодняшний день.

— Да, да. — Арианна коснулась лица сына и ласково спросила:

— Спал хорошо? Жак кивнул, потом оглядел стол.

— А мне кофе не оставили?

— Нет, — ответила Сэнди слишком быстро, но оправдала себя тем, что не могла сидеть под этим насмешливым взглядом неодетая и непричесанная, завернувшись в одеяло, из-под которого высунулась ночная рубашка. Что касается Жака, он был холодно-спокоен — зачесанные назад волосы, мокрые после утреннего душа, свежевыбритое лицо. Он был похож на… Она не смогла подобрать сравнение. Но какого черта он здесь? У него же отдельный дом, он сам рассказывал.

— Ничего, не страшно. — Его ироническая улыбка говорила о том, что он читает ее мысли, и ей нестерпимо захотелось сделать что-нибудь… стукнуть его, чтобы поколебать эту его невозмутимость.

— Мне кажется, тебе следует уйти, чтобы Энн и Сэнди могли одеться, — сказала ему мать, за что Сэнди мысленно ее поблагодарила. — Жак ночевал у нас, — добавила Арианна, хотя это было и так понятно. — Вчера я решила, что он провел слишком много времени за рулем и что слишком опасно отпускать его на ночь глядя. Он иногда бывает… неосторожен.

— Ты ошибаешься. — Сын обнял мать быстрым движением, и Сэнди увидела, что глаза Арианны погрустнели. Мысль о брате, погибшем за рулем, сразу погасила глаза Жака и прогнала улыбку с его губ. — Пойдем, мама, ты приготовишь мне кофе сама. Пойло, которое приносила вчера Клэр, заставило меня пожалеть о том, что я остался. Я вообще не понимаю, зачем ты держишь экономку, которая приходит после завтрака и уходит в восемь вечера.

— Ты же знаешь, мадам Жене проработала у нас столько лет, а теперь ее дочь… — заговорила Арианна умиротворяюще, кивнув на прощание двум англичанкам. — Я тебе разве не рассказывала?..

Когда за ними закрылась дверь и голоса затихли, Энн посмотрела на сестру с улыбкой.

— Как он ловко манипулирует матерью!

— Да, но он ее очень любит. — Сэнди, конечно же, не могла не заметить, как быстро Жаку удалось отвлечь мать от мыслей об Эмиле. Ей, однако, не понравилось, что она в результате, почувствовала симпатию к Жаку. В его характере столько разных граней, подумала она, он так смело меняет маски, что я начинаю теряться. И это ей тем более не понравилось.

Принимая душ и одеваясь, Сэнди размышляла о том, что скоро покинет этот дом. Она не видела своего отражения в зеркале — лица с широко открытыми глазами, белокурых волос до плеч, которые расчесывала щеткой до тех пор, пока они стали будто жидкое золото. Сэнди скрепила волосы на макушке, и они упали каскадом завитков. Сестра будет здесь в полном порядке, думала Сэнди, это ясно уже сейчас. Уеду, наверное, дня через два-три, когда Энн вполне освоится.

Да, самое большее — через три дня. Сэнди решительно кивнула себе в зеркало. Ей необходимо вернуться в Америку, к работе, к привычному режиму. Она хотела быть в безопасности.

Сэнди не стала подвергать явившуюся мысль сомнению, хотя шестое чувство подсказывало, что таких решений пока лучше не принимать.

— Знаешь, Сэнди, я могу представить себе Эмиля здесь гораздо явственнее, чем в Англии, — говорила Энн, лежа рядом с сестрой на одном из топчанов, расставленных возле изумительного пруда — в тени раскидистого бука. — Тебе не кажется это странным?

— Да нет. — Приподнявшись на локте, Сэнди смотрела на сестру сквозь темные очки. — Ведь он был истинный француз, не так ли?

— Да. — Энн отвернулась, и на какое-то время между ними повисло молчание. Тишину нарушил детский смех, и сестры посмотрели в дальний конец пруда, где разрослись деревья и густой кустарник. Там, где растительность расступалась, был вход на пляж, через который сестры и пришли сюда примерно час назад. Теперь же на берег вприпрыжку выбежали трое маленьких детей, и это «явление» заставило Сэнди вскочить с топчана. Она успокоилась лишь тогда, когда заметила следовавшего за детишками ленивой походкой Жака.

— Боже, как я испугалась, — сказала Сэнди, — я думала, что они упадут в воду. Как он мог им это позволить — скакать рядом с прудом? — Гримаса не покидала ее лица, пока группа не приблизилась, и только ироническая улыбка Жака заставила ее опомниться.