Это был рай для ученых мужей.

Труба телескопа была охвачена посередине латунной полоской с креплением, так что его можно было установить на деревянной треноге, какой пользовались землемеры и архитекторы. Вагнер с трудом справлялся с этой упрямой конструкцией, стараясь установить телескоп подальше от болотистого края лужайки, где мочились купающиеся, но в то же время достаточно близко для того, чтобы подслушать ученый диспут.

Сбрулиус запел:

Приходи сегодня в баню и бедняк, и богатей,

Будет тут тебе комфортно, не стесняйся, не робей,

Ароматным мылом кожу мы натрем тебе скорей,

А потом пихнем в парилку - хорошенько пропотей;

И когда здоровым потом ты три раза истечешь,

Пострижем тебя, побреем, но в покое не оставим:

Сделаем кровопусканье, хорошенько разотрем,

И чудеснейшей горячей жидкостью тебя польем.

Леукополитанцы зааплодировали, а он, шутливо поклонившись, отложил лютню.

Бекманн, лениво опершись о бак с горячей водой, повернулся к Фаусту. Рядом с ним из омерзительного рта медной макрели текла тоненькая струйка.

- Поговаривают, что доминиканцы собираются дать взятку одному сговорчивому священнику, чтобы он осудил тебя в своей проповеди. Что же, о небеса, ты натворил, что так разозлил их?

Фауст лишь махнул рукой.

- Я сказал брату Иосафату, что первоначально его имя принадлежало вовсе не христианскому святому, а языческому богу, Бодхисаттве, глубоко почитаемому в Индии за то, что он много лет просидел под деревом. В восьмом веке Иоанн Дамаскин сделал рассказ о нем достоянием гласности посредством причудливого перевода искаженного арабского текста.

Если у Бекманна и был какой-нибудь изъян, то это была глубокая неприязнь к ссорам в любом виде. В его взоре появилась глубокая и, похоже, неизгладимая печаль, что лишь подчеркнуло его сходство со старой и мирной длинномордой охотничьей собакой.

- Зачем тебе понадобилось говорить такие вещи?

- Потому что это правда.

Сбрулиус рассмеялся.

- Вот, милейший Фауст, и затеян спор сквернейшего толка, и виновник этого - ты. Многие вещи - правда. Из них некоторые - правильны. Еще меньше - желательны. - Он был не самым умным в университете - его дар был скорее поэтическим, нежели аналитическим, - и оттого в разговоре в значительной мере полагался на парадокс, метонимию, литоты, перестановку слов, меняющую логический порядок, и другие подобные незначительные риторические уловки. У него не имелось врагов, кроме тех, что поневоле обрел своим неразборчивым распутством, ибо он не делал различия между мужчинами и женщинами.

- А я подумал, - угрюмо произнес Метте, - что для вас неортодоксальность и, вероятно, еретические взгляды - новая космология.

Этот худощавый мужчина был теологом и алчно стремился к более высокому положению в здешнем обществе, а равно и в университете. Жирный и ленивый Балтазар Факкус пожал плечами и протянул руку к пивной кружке.

- Это, вероятно, тоже. Тот факт - я знаю, что тебе неприятно слышать об этом, но таковы факты, - что Земля вместе с другими планетами вращается вокруг Солнца, неизбежно должен порождать противоречия. Я признаю это. Столь радикальный пересмотр общего предубеждения обязательно порождает врагов.

И все же - я слышал из своих источников о недовольстве брата Иосафата. Его лицо не побагровело исключительно потому, поскольку боялся, что обидит этим солнце. А неуважение к его имени вызывает у меня гнев.

Хорошо сказано, - заметил Мефистофель. - Расскажи им о том, как он мастурбирует.

- Славные мои друзья! - вскричал обеспокоенный Бекманн. - Давайте побеседуем как ученые, без нападок ad hominem [9]. Фауст, нет никакой нужды порочить имя брата Иосафата, особенно принимая во внимание, что он может принять это за личное оскорбление. И, Метте, - весьма скандально называть теорию Фауста еретической. Николай Кузанский предполагал нечто подобное, когда писал, что человеку, стоящему на Земле под солнцем, может показаться, что Солнце вращается вокруг него. Это - не более чем подтверждение твоей мысли.

- Нет! - воскликнул Фауст. - Упаси меня Господь от защитников вроде тебя, славный Бекманн! Твоя защита моих тезисов приведет к их полному забвению. Уверяю тебя, я намереваюсь лишь пересмотреть ваше понимание устройства вселенной. Взгляните на мои цифры. Вагнер! Принеси книгу! Вы увидите красоту, изящество и совершенную логику моей системы. Взгляните! Взгляните! Посмотрите же сами!

К разочарованию Фауста, только Факкус с ворчанием тяжело поднялся и вышел из бани. Подобно моржу, он прошлепал к ограде, похлопал себя ладонями по ягодицам, избавляясь от оставшейся воды, и протянул руки прислужнику, чтобы тот вытер их насухо. С учтивой помощью Вагнера, служившего ему подставкой, он небрежно пролистал рукопись, просматривая сразу по пять страниц. Затем, задумчиво почесывая нижнюю часть гигантского брюха, вернулся на свое место на краю ванны.

Наконец он изрек:

- Что ж, весьма мило и тщеславно, но в чем же суть? В том, чтобы найти оправдание этому ряду цифр? De minimum [10], мой дорогой. Чтобы перевернуть вселенную вверх дном, нужна веская причина.

- В любом случае, - произнес Метте, - все это не выдерживает никакой критики. Если Земля вращается вокруг Солнца, тогда вокруг чего вращается Луна?

- Вокруг Земли, разумеется!

Леукополитанцы дружно расхохотались.

- Вот видишь? Одно слово - и отходишь от своего гелиоцентризма.

Туше! - воскликнул Мефистофель. - Стоит задуть в трубы, чтобы население могло собраться и засвидетельствовать, среди каких светочей мысли мы живем!

- Все тела взаимопритягиваются, - запальчиво промолвил Фауст, - в прямой пропорции к произведению их масс и в обратной квадрату их расстояния друг от друга. Луна, будучи пропорционально своему размеру ближе к Земле, захвачена ее полем притяжения, и обе вместе вращаются вокруг общей точки в пределах Земли, а также описывают орбиту вокруг Солнца как двойная планетарная система. Если бы вы изучали математику, то сами бы это поняли.

- Одна сложность, наложенная на другую сложность!

- Ничуть! Если бы только представили себе строение космоса как живого существа…

- Фауст, - решительно прервал его Бекманн, - ваши коллеги мягко и доброжелательно указали вам на вашу ошибку. Не капризничайте.

- Это не каприз и может быть доказано в трех словах: у Юпитера есть спутники! Я видел их в свой телескоп!