звукоизвлечения, прекрасного скрипичного «тона», именно как учеников Цейтлина. Яков Милкис в дальнейшем прошёл большую жизненную и творческую школу — был концертмейстером оркестра в Куйбышеве (Самаре), Театре оперы и балета в Алма-Ате, наконец, в оркестре Ленинградского Малого оперного театра — МОЛЕГОТа. Работая там, часто приглашался в Оркестр Ленинградской Филармонии и в 1957 году был принят, как постоянный член оркестра. Проработал там в лучшие годы этого оркестра. В начале 1970‑х эмигрировал в Канаду, где занял пост концертмейстера Симфонического оркестра Торонто. Одновременно с этим состоял профессором местного университета по классу скрипки. Перу Я. Милкиса принадлежит превосходная книга воспоминаний «О жизни, музыке и музыкантах», где живо описана культурная жизнь города на Неве, а также много страниц посвящено его главному учителю — профессору Льву Моисеевичу Цейтлину.

27

Шафран, Даниил Борисович (1923—1997) — один из выдающихся советских виолончелистов. Ученик Я. Штримера, в 14‑летнем возрасте заявил о себе, как о будущей звезде советского виолончельного искусства.

28

Это письмо рисует Л. М. Цейтлина как человека широких интересов во всех областях исполнительского искусства, в том числе и театрального. В это время — начало 50‑х — вышли книги как самого К. С. Станиславского, так и воспоминания актёров его театра. Интерес Цейтлина к системе Станиславского не случаен, так как в работе актёра в условиях сцены, как и в исполнительском процессе музыканта на эстраде есть много общего.

29

Трудности со струнами для скрипачей, альтистов, виолончелистов и контрабасистов разрешались только с помощью производственных мастерских Большого театра, где они делались. Остальные фабрики, пытавшиеся производить струны для профессиональных нужд, не могли качественно идти ни в какое сравнение со «струнами Большого театра» и даже для учебных нужд были практически непригодны. Таким образом, московские «струны Большого театра» были прекрасным подарком для музыкантов.

30

На сегодняшнего читателя этот абзац письма Цейтлина может произвести комическое впечатление, или даже специально написанным для «чужих глаз», которые в переписке того времени никогда не исключались. И всё же, как это не покажется странным, Лев Моисеевич Цейтлин был совершенно искренен в своём письме. Пожалуй, он только не учёл, что ко времени написания этого письма, идея «мировой революции» для Сталина была скорее идеей Троцкого, хотя и в ретроспективе истории, вполне разделявшаяся всем ленинским окружением.

Кроме того, наивность Цейтлина отчётливо проступает во фразе: «Сильное впечатление на меня произвело отношение всей нашей планеты к величайшему гению и его идеям». Откуда Лев Моисеевич Цейтлин, не имея никаких связей с заграницей, или в лучшем случае имевший возможность прочитать о юбилее Сталина в какой-нибудь газете «Юманите» (что тоже едва ли!), мог знать о реакции в мире на юбилей Сталина? Конечно, он расценивался всеми мировыми лидерами и как недавний партнёр в мировой войне, и как руководитель одной из сверхдержав, но всё же наивность советского человека была действительно тогда безграничной. В своей вере в Сталина Цейтлин был не одинок. Даже арестованные деятели науки и культуры, впоследствии часто писали в своих воспоминаниях, что были уверены в том, что «Сталин не знает» обо всех незаконных репрессиях. Такова была обстановка в последние годы сталинского правления.

31

«Добывание» путёвок для достаточно высокопоставленных профессоров обычно лежало на секретарях учреждений, где они работали. Как видно из письма, Консерватория совершенно не интересовалась состоянием здоровья своего профессора и не приложила никаких усилий для обеспечения его необходимой путёвкой в один из подмосковных санаториев.

32

Елизавета Борисовна Брюхачёва — супруга Л. М. Цейтлина, пианистка, многолетняя зав. кафедрой аккомпанемента — «концертмейстерский класс» — Московской Консерватории.

33

Наташа — дочь Л. М. Цейтлина и Е. Б. Брюхачёвой.

34

Яков Милкис рассказывает, что Цейтлин относился к нему на протяжении всех лет их тесного общения с исключительной, отцовской заботой и любовью. Отец Милкиса ушёл добровольцем в армию, несмотря на свой непризывной возраст — около 51 года — и погиб в 1944 году. Узнав об этом, Цейтлин, помимо чисто профессионального уважения к своему ученику, испытывал к нему особое чувство как к человеку, потерявшему патриота-отца.

35

В те годы в СССР никто не знал точной нумерации концертов Моцарта. Только в 80‑х годах в Нью-Йорке было напечатано факсимильное издание партитур всех пяти концертов Моцарта. Долгие годы после войны четыре из них находились в хранилище Ягеллонского Университета в Польше. До Второй мировой войны все четыре оригинальных партитуры, написанных рукой самого Моцарта, принадлежали Берлинской государственной библиотеке, судя по штампу на страницах нот. Во время войны эти четыре партитуры были спрятаны в хранилище Ягеллонского университета. Рукопись Концерта № 5 принадлежит Библиотеке Конгресса США в Вашингтоне. Касаясь желания Л. М. Цейтлина помочь своему студенту как можно быстрее, поражает его готовность, несмотря на большую занятость, отправить размеченные ноты для скорейшего изучения материала концерта своим учеником.