Советский Союз, каким я его знал и каким навсегда запомнил, был иным. Наверное, он не был идеальным государством, как не было идеальным и советское общество. Были проблемы, были, как говорили классики, и унаследованные от прошлого «родимые пятна капитализма». Но это было общество, в котором абсолютное большинство и простого люда, и руководителей стремились строить отношения на принципах справедливости.

Наверное, вопрос об «уравниловке», об уравнивании прав, доходов и расходов решался упрощенно («каждому — по труду»). Но сегодня судить о Советском Союзе по уровню заработной платы того времени, сравнивая ее с нынешней витриной супермаркетов — значит не только модернизировать историю, но и ничего не понимать в организации общества. В СССР только часть труда была адекватно оценена в заработной плате. Остальная часть оценивалась и воплощалась в вознаграждении каждому человеку, исходя из его труда, как через многоуровневую систему социальных льгот и дотаций, так и другими действительно компенсационными механизмами. Если хотите, это и было реальным распределением природной ренты среди всего населения.

Да, заработная плата была небольшой, хотя даже на самую малую в то время заработную плату в СССР — 60 рублей, советскую «минималку» — человек мог прожить спокойно. Но, помимо заработной платы, были по символическим ценам пионерские лагеря и профсоюзные санатории, здравницы. Были действительно социальные проекты, связанные с теми или иными конкретными регионами, была система «северных», система платежей в районах, приравненных к северным. Были многие другие способы заботы о простых трудящихся людях.

Да, именно трудящихся, потому что в то время в российском обществе был культ человека труда. Порой люди творческих профессий под горячую руку «классово бдительных» соседей попадали в разряд тунеядцев. В разряд тех, кто просто не хотел привычным для большинства образом работать. Социальная заточенность общества не могла не сказываться. Но вопрос о советских тунеядцах требуется решать вполне конкретно в каждом отдельном случае, так что не стоит говорить о повсеместном ущемлении прав творческих личностей. Важно то, что в СССР не было людей, судьба бы которых обществу была безразлична. Порой забота была навязчивой, упрощенной, но она была.

Конечно, надо делать скидку на нашу провинциальность. Хиппи, стиляги, диссиденты… По правде, все это было где-то очень далеко от нас, от нашей русской провинции.

С грустью читал или слушал в недавние времена выступления таких великих деятелей нашей культуры, как Марк Захаров, Майя Плисецкая, Михаил Ульянов, да и некоторых других, которых в советское время, с их сегодняшней точки зрения, притесняли, не давали свободно ездить за рубеж, устраивали гонения на их творчество. А я-то думал, что они и подобные им кумиры народа советской эпохи получили от Советской власти все, что она могла дать. Получили все высшие государственные награды и звания, премии и спецдачи, неоднократно бывали за рубежом. А главное — имели любовь всего народа.

Это мои родители, да и все ближайшие родственники никогда не были за рубежом. Из моих близких только два деда побывали за границей, да и то, как солдаты во время Великой Отечественной войны, сходившие освободить Европу. Это была их единственная заграничная «командировка».

Очень признателен Богу за тех людей, с которыми он меня в жизни сводит. Почти у каждого чему-то научился, что-то постарался перенять.

Для меня мои учителя и воспитатели, наставники школьных лет в городе Таре — это действительно люди, по которым я и сегодня сверяю свои поступки. Педагогический коллектив родной школы № 11 для меня — эталон того содружества единомышленников, которое и давало глубокие знания по широчайшему кругу наук, и формировало отношение к жизни, к прошлому и настоящему, вообще к обществу. Эти люди своим поведением закладывали в душу нравственные ценности, задавали высокую шкалу требований к самому себе, а не только запросов к окружающим.

Так сложилось, что в первый класс я пошел в Семипалатинске в школу поселка цемзавода. К сожалению, учителя часто менялись. Помню, как всем классом навещали смертельно больную учительницу в больнице. Наверное, потому по-настоящему моей первой учительницей стала уже в Таре Лидия Бронеславовна Бобровская, для которой наше обучение и выпуск из начальной школы знаменовали окончание трудовой деятельности. За те годы, что она учила нас всему — и отношению к жизни, и знаниям, и умениям, мы и начали себя осознавать в обществе. Потом уже пришли другие учителя, помогавшие нам формировать свою судьбу.

Первый мой директор школы — Василий Иванович Теребун, потом в течение многих лет — волевая и сердечная Дина Андреевна Оржеховская. Никогда не забыть уроков Фали Антоновны Мелехиной, Галины Константиновны Яковлевой, Валентины Михайловны Редькиной, Елены Ивановны Аристовой, Ольги Александровны Кравченко, Елены Александровны Черняевой, Ефросиньи Семеновны Никифоровой, Николая Ивановича Краснова, наших физруков С. Сабанцева и В. Титова. Завуч Татьяна Алексеевна Крупкина не вела у меня занятий, но очень многому научила начинающего комсомольского организатора. А пионерские и комсомольские мои наставники? Они учили трудиться и организовывать труд других, рисовать и выступать на сцене, учили читать и ценить стихи, петь песни.

Оптимизму и жизнелюбию тоже учили. Никогда не был худощавым. Вес колебался и колеблется исходя из возраста и образа жизни. Но — как говорят классики — «стремление похудеть — это хобби на всю жизнь». Моя наставница в Доме пионеров, Клара Ивановна Володева, руководитель нашего драмкружка, была женщиной дородной и озорной. Зоя Андреевна Герман, строгая и добрая директор Дома пионеров, ей иногда говорила:

— Клара Ивановна! Худеть надо.

— А зачем?

— Ну как же, худые живут дольше.

На что она с олимпийским спокойствием отвечала:

— Может быть, худые люди живут дольше. А толстые — с удовольствием!

Радостно-оптимистичный, задорный подход к жизни мне запал в сердце именно с тех времен. Если человек не способен быть веселым — это предмет для серьезного беспокойства не только родных и окружающих, но и его служебного начальства. Он просто опасен для любого дела!

Но и любая словесная колкость должна быть доброй! Несчастен тот, кто не способен на самоиронию, кто не может искренне посмеяться над собой, кто не способен в минуту отдыха петь и веселиться, кто не ценит доброй шутки.

Самый серьезный человек должен быть способен на сумасбродство. Предел любого сумасбродства и любой шутки — в незыблемости достоинства любого другого человека. Человек, не способный смеяться, заслуживает жалости. Человек, не желающий беречь свое и чужое достоинство, заслуживает презрения.

А Людмила Вандышева, вначале моя главная пионервожатая, а потом — олицетворение задора и деловитости райкома комсомола? Именно она вслед за Д.А. Оржеховской учила нас организационным навыкам, прививала вкус к общественной работе.

Жить надо радостно, а дела делать — только с удовольствием.

В этом, может быть, главный урок моего отца, который, выйдя из простой крестьянской семьи, из поколения в поколение жившей на севере Омской области, и словом и делом учил, что надо добросовестно и с удовольствием делать любое дело. Книгу читаешь — получай удовольствие. Поручено тебе навоз убрать, или сено заскирдовать, или забор починить, или еще что сотворить — все делай с удовольствием.