Хотя их мать выросла как домашнее животное, это ничуть не подавило в них присущего всем диким зверям инстинкта, который заставляет остерегаться неведомого. И ведь Эльса сама первые пять-шесть недель прятала от нас львят. Значит, инстинкт защиты потомства у нее не пропал.

Эльсу явно огорчало, что ей никак не удается сплотить нас в одну семью. И львята боялись людей, и мы не хотели ей помочь. Наша бессердечность ее удивляла, но она не сдавалась. Однажды вечером Эльса вошла в мою палатку, улеглась позади меня и ласково позвала львят, рассчитывая, что они подойдут к соскам. Ей хотелось не просто заманить их в палатку, но и вынудить пройти мимо меня. Вероятно, львята были бы смелее, если бы я хоть чуточку отодвинулась. И, конечно, Эльса считала, что я могла бы как-то ободрить их. Но я молчала и не двигалась с места. Пересесть — значило бы расстроить все ее замыслы, а ласково заговорить с львятами было бы нарушением нашего уговора не приручать их. Я очень огорчилась, мне ведь так хотелось помочь львятам. А тут еще Эльса укоризненно глядела на меня… наконец она встала и вышла. Несомненно, мое поведение ей было непонятно, она считала меня бесчувственной. А я подавляла свои чувства для ее же блага.

Львятам тоже не нравились мои отношения с Эльсой, но совсем по противоположным причинам. Они очень волновались, когда их мать ложилась у моих ног, чтобы я помогла ей избавиться от назойливых цеце. Я нещадно била мух, шлепая при этом Эльсу, и львята просто выходили из себя. Особенно негодовал Джеспэ, он подходил ко мне поближе и приседал, готовясь к прыжку, чтобы заступиться за мать, им было невдомек, что она только благодарна мне за шлепки.

Как-то Эльса, Джеспэ и Эльса-маленькая пили воду из тазика возле палатки. Гупа стоял поодаль, он явно трусил. Эльса решительно подошла к нему и шлепнула его раз-другой. Только после этого он отважился присоединиться к остальным.

Джеспэ вел себя совсем иначе, его, скорее, можно было назвать чересчур смелым. Мне запомнился один случай. Вечером, когда семейство наелось до отвала, Эльса направилась домой, к скалам. Двое львят послушно последовали за нею, а Джеспэ продолжал объедаться. Она дважды позвала его, но он лишь на минутку приподнял голову и снова принялся за мясо. В конце концов Эльса вернулась и решительно подошла к нему. Джеспэ смекнул, чем это пахнет, и покорился. С набитым ртом, на ходу проглатывая мясо, он затрусил вслед за матерью.

В это время мне понадобилось на несколько дней съездить в Исиоло, и Джордж сменил меня в лагере.

Малыши нас только радовали, обещая вырасти настоящими дикими львами, зато отец огорчал. Отчасти мы сами были виноваты. Как-никак вмешались в его семейные дела. Но ведь этот папаша совсем не заботился о пропитании своих детей, напротив, он не раз воровал у них мясо. И вообще причинял нам кучу хлопот. Как-то вечером он атаковал мой грузовик, пытаясь добраться до запертой в нем козы. А в другой раз, когда Эльса с малышами обедала возле нашей палатки, она вдруг почуяла его запах, встревожилась и, бросив мясо, ушла с детьми в буш. Джордж решил проверить, в чем дело. Не прошел он и трех метров, как услышал грозное рычание. Прямо перед ним в кустах стоял отец львят. Джордж поспешно ретировался. К счастью, так же поступил и лев.

А на следующий день новое приключение. В том месте, где Эльса обычно переправлялась через реку, Македде увидел огромного спящего крокодила. Джордж отправился туда с ружьем. Зверь и впрямь оказался на редкость крупным. Прикончив крокодила, Джордж измерил его. В нем оказалось три метра семьдесят сантиметров — рекорд для этой реки. Эльса вряд ли смогла бы отбиться от такого исполина.

Надо сказать, что и мне в Исиоло не приходилось скучать. Как-то вечером я сидела на крыльце веранды, любуясь закатом и ожидая, не придет ли какой-нибудь шакал или другой зверь напиться из поилки, которую мы поставили для птиц. Поилка была устроена очень просто: разрезанная пополам автопокрышка, врытая в землю. Днем из нее пили крупные птицы, белки, мангусты, по ночам наведывались водяные козлы, импалы, зебры, леопарды. Раз я даже видела, как к ней подошел слон и одним глотком опорожнил ее.

Еще накануне я по следам установила, что к нам на водопой приходил дикобраз, и теперь, чтобы приманить его снова, я положила рядом с поилкой банан. Был тихий чудесный вечер, спать не хотелось, но в конце концов я все же легла. Кроме меня, в доме никого не было, только на задней веранде спал сторож.

Среди ночи меня разбудили тяжелые шаги. Кто-то ходил в гостиной… А потом в спальне Джорджа. У меня под подушкой лежал пистолет, и все же мне стало страшно. Позвать сторожа? Но вор успеет уйти. Я встала — сердце у меня сжималось от страха — и тихонько вошла в комнату Джорджа. Никого, все тихо. Очень осторожно пробралась к ванной. За дверью что-то громко зашуршало… Меня охватил ужас, главным образом оттого, что я никак не могла понять, в чем там дело. И вдруг из ванной выскочил взъерошенный дикобраз, угрожающе шурша своими иглами. Я едва успела отскочить в сторону и тут же рассмеялась. Мой смех разбудил сторожа. Я увидела в дверях его встревоженное лицо и была очень довольна, что странный звук напугал его не меньше, чем меня.

Наконец наш колючий гость удалился. Я была ему очень благодарна за это, потому что не представляла, как от него избавиться, не напоровшись на иглы. Интересно, как это дикобраз ухитрился подняться по крутым ступенькам?

Благодаря моей первой книге Эльса сразу стала знаменитой, у нее появились тысячи друзей. Это было очень приятно, но мы опасались, как бы ее не постигла участь других знаменитостей, которым не дают покоя почитатели. Со всех концов света к нам шли письма. Их авторы непременно хотели приехать и посмотреть нашу львицу. Но мы положили слишком много труда для того, чтобы она и львята оставались дикими зверями, и не могли превращать теперь семейство Эльсы в туристский аттракцион. Как быть? Можно не нарушать ее покоя, но юридически у нас нет никакого права прогонять людей. Мы очень боялись, как бы кто не явился в лагерь без нас и случайно не натворил бед.

Из-за дождей мне пришлось долго пробиваться в лагерь. То вода почти по колено, то густая грязь… Машина часто застревала, а со мной ехали только Нуру и Ибрахим, так что мы по нескольку часов откапывали ее.

Последняя река (четвертая на нашем пути) настолько разлилась, что мы не отважились вступить с нею в поединок. Лучше уж дождаться, когда спадет вода. К тому же начало темнеть, и мои спутники, правоверные мусульмане, упали ничком, головой к Мекке, и начали читать свои молитвы.

Нуру только что вернулся, его не было полгода, он ездил домой и лечился там от какой-то болезни. Причем уверял, что заболел из-за Эльсы. Меня это очень удивило. Ведь Нуру отлично ладил с нею. Правда, его болезнь началась как раз тогда, когда мы поручили ему присматривать за Эльсой и ее сестрами. И он вбил себе в голову, что Эльса «сглазила» его!

Вот я и взяла его с собой в лагерь, чтобы победить суеверие. Ожидая, пока прекратится дождь, я рассказала ему про львят. Он слушал очень внимательно.

За ночь вода в реке спала, и утром мы уже были в лагере. Эльса прибежала на звук мотора и приветствовала нас так бурно, что мы, измученные трудной дорогой, не рады были такому приему.