с вами, — думаю. — Не первый раз… Посмотрю хоть, что за музей такой». Помню, в школе-то в зоопарк ходили, мне понравилось.

Тут оказалось не как в зоопарке, но тоже красиво. Картины висят, тетка к нам вышла, у каждой картины останавливается и по-английски объясняет. Я сперва-то молчал, не хотел знание русского языка показывать. Потом все ж таки говорю:

— Я извиняюсь, а сколько, например, вот эта картина может стоить?

Тетка аж позеленела вся.

— Как вы можете? — кричит. — Это же искусство! Это в вашем обществе привыкли всё на деньги!

Я говорю:

— Tиxo, тетка, я свой!

Она говорит:

— Тем более стыдно, раз вы переводчик!..

В автобусе эта девица, переводчица, опять подсаживается, и опять по-английски. Отвечаю ей на том же языке, но с сильным шотландским акцентом:

— Пошоль ты…

— Ой, — говорит, — у вас к языкам большие способности. А сейчас, — говорит, — Джек, мы едем на экскурсию на завод.

А мне уже все равно.

Только когда мы приехали, стало мне уже не все равно. Потому что тормозит автобус у родного моего предприятия, где мне сегодня надо было находиться с восьми утра.

— Стойте! — кричу. — Не желаю на ихний завод! Я, может, в ресторан желаю!

Как же! Берут меня в кольцо — ив проходную. И прямиком к моему участку. Выходит к нам Фомичев и от лица трудящихся нас тепло приветствует. Потом на меня смотрит и говорит:

— Ну, до чего этот мистер на одного нашего рабочего похож! Жаль, он сегодня не вышел, заболел. Скорее всего… А то бы им очень интересно было бы друг на дружку посмотреть.

Потом рассказал Фомичев о наших успехах, оборудование показал, на вопросы ответил:

Я тоже вопрос задал:

— Извиняюсь, — говорю, — мистер Фомичев, а если тот ваш рабочий, скажем, не заболел, а прогулял, тогда что?

Фомичев говорит переводчице:

— Скажите этому мистеру, что его вопрос — это провокация в духе холодной войны и что, во-первых, у нас прогульщиков нет, а во-вторых, с каждым днем становится все меньше и меньше!

Ну, потом расписался я еще в книге почетных посетителей. Написал, что посещение завода запомнится мне на всю жизнь.

После завода переводчица говорит:

— Сейчас поедем в гостиницу, а потом осмотрим наши новые жилмассивы.

То ли это она по-русски сказала, то ли я уже английский стал понимать, но только думаю: «Дудки! Мало мне завода, этак мы еще ко мне в квартиру придем. У меня обеда на всех не хватит. Придется милицию звать».

Но обошлось без милиции.

Только мы к гостинице подъехали — гляжу: у входа два швейцара одного мужика под мышки поддерживают. Эти мои, его как увидели, чуть с ума не сошли. «Джек! — кричат. — Джек!»

Короче, настоящий нашелся.

Вижу — и правда, похожи мы с ним, как близнецы, только он выпил больше.

Ну, все вместе с переводчицей к нему бросились. И я бросился. Но в другую сторону.

Назавтра прихожу на работу, ребята говорят:

— Слышь, тут вчера иностранцев водили. До чего один на тебя похож был, представить не можешь

— Почему? — говорю. — Бывает.

— Да нет, — говорят. — Так-то он похож, но по глазам сразу видно — сволочь. Все про твою получку интересовался. А сам, небось, миллионы гребет.

— Ясное дело, — говорю. — Может, даже миллиарды!.. И пошел Фомичева искать, чтоб прогул не ставил. Это, мол, тетка заболела, и все такое.

А то потом оставит без премии — и всё.

1976

Золотая пуговица

Придя на работу, Спиркин снял в гардеробе пальто и подошел к зеркалу. В зеркале возникло поясное изображение Спиркина: рубашка, галстук, пиджак. На пиджаке благородно блестели золотые пуговицы. Вокруг хитроумного рельефного герба со львом в центре шла надпись по-латыни, смысла которой не знал никто, и, возможно, в этом был ее смысл. В зеркале отразились две пуговицы. Третьей не хватало.

Спиркин провел ладонью по пиджаку, глянул на пол, поискал в карманах, потом снова посмотрел в зеркало и нахмурился.

— Куда же она девалась? — произнес он вслух.

С нахмуренным лицом Спиркин стал подниматься по лестнице.

— Здравствуйте, Дмитрий Дмитриевич. — многозначительно посмотрев на часы, сказал начальник, когда Спиркин вошел в отдел.

— Подождите, — сказал Спиркин.

Он сидел за столом и думал.

— Дима, — подошел к столу Спиркина инженер Орехов, — у тебя акты о внедрении новой техники?

Спиркин поднял голову и посмотрел на Орехова долгим взглядом.

— Мне для отчета, — сказал Орехов неуверенно. — Ну извини, старик… Я потом…

И Орехов отошел, оглядываясь.

Час Спиркин сидел неподвижно.

По отделу пополз слух, что у Спиркина в семье неприятности, скорее всего даже несчастье. Инженеры Хохлова и Воскобойникова рассказывали друг другу о болезнях, от которых теперь все умирают. Профорг Щеглова стала писать список сотрудников для сбора средств в пользу Спиркина.

Еще через полчаса Спиркин шевельнулся. Он достал из ящика стола бланк увольнительной и, заполнив его, подошел к начальнику.

— Да-да, — торопливо сказал начальник, ставя спою подпись. — Я понимаю, как вам сейчас тяжело. Что делать, все там будем…

Спиркин шел по направлению к дому, глядя под ноги. Один раз он с заколотившимся сердцем бросился к блеснувшему золотому предмету, но предмет оказался пробкой от бутылки.

Войдя домой, Спиркин начал обыск. Из шкафа полетели верхняя одежда и белье. Перетряхнув постель, Спиркин заглянул в шкатулку жены и в ее хозяйственную сумку.

Пуговицы не было.

Спиркин подошел к окну. Между домом Спиркина и автобусной остановкой ударными темпами шло жилищное строительство. Рычали бульдозеры, сверкала электросварка, валялись трубы.

— Строительство, — пробормотал Спиркин.

Он спустился по лестнице и пошел к стройке. Поискав глазами, Спиркин увидел экскаватор. Кабина была пуста, ковш лежал на земле, но двигатель работал.

Спиркин никогда прежде не управлял экскаватором, но надо было проверить — может, пуговица упала, когда Спиркин шел к автобусу, а потом ее затоптали.

Спиркин заканчивал проверку на шестиметровой глубине, когда в кабину вскочил человек в стеганых штанах и выпихнул Спиркина из экскаватора.

— Ты что наделал? — закричал человек, добавляя после каждого слова два других. — Мне этот котлован по плану месяц копать надо! А теперь из-за тебя норму поднимут!

И человек произнес в адрес Спиркина яркую речь, в которой нефольклорным было только слово «зараза».

Спиркин вернулся домой, сел на стул и стал думать.

— Автобус! — подумав, сказал он.

В автобусном парке Спиркин вошел к директору.

— Я потерял пуговицу, — сказал он. — В вашем автобусе. Вчера или сегодня.

Директор открыл рот, чтобы сказать то, что ему хотелось, но, поглядев на Спиркина внимательно, сказал:

— Где ж я вам ее возьму? В каком