— Послезавтра утром обратитесь к начальнику поезда, — сухо ответил молодой человек, выразив намерение закрыть дверь. И закрыл бы, да покосился на меня. Скорее всего, опасался, что в безумном намерении затормозить отправление поезда, опять вцеплюсь в поручень. Ну а я, как нельзя кстати, представляла собой объект, на который без слез не взглянешь, а если взглянешь, забудешь про все на свете. Про технику безопасности тем более. Про нее всегда первым делом забывают. Не мудрено. Горестно покачиваясь из стороны в сторону, я думала о том, что проводница стала очередной жертвой неведомого убийцы. Зачем ему свидетели?

Последнюю минуту проводник из жалости ухлопал на сеанс моей релаксации, убеждая не беспокоиться за утраченную вещь. Пруткова Галина — человек честный и порядочный, если что-то нашла, обязательно вернет. Заболела она. Это ж надо додуматься, зимой шляться в плаще, пусть даже и с подстежкой. Вытащив мобильник, он скороговоркой предложил запомнить номер Галины. Только ни в коем случае не рассекречивать источник информации. Поезд тронулся, а мы все бежали за вагоном, сверяя цифры номера. Возвращаясь назад, продолжали бормотать его вслух, несмотря на то что Наташка занесла данные в свой мобильник.

Звонить Прутковой вот так сразу с платформы не решились. Следовало отдышаться и выбрать правильный тон. Я продолжала шумно радоваться тому, что проводница жива, просто немного нездорова. Признаки простуды появились еще в пути. А может, у человека пересменка и на ее «улице» короткий праздник выходных дней. Задуматься над словами проводника о повальной забывчивости пассажиров не удосужилась, для меня забывчивость — явление обычное. Самой крупной потерей следовало считать пуловер, который я закончила вязать в одном из речных круизов на теплоходе, в расчете подарить его мужу. К тому времени Димка этот подарок видеть не мог, потому как из-за него не мог видеть меня — «обвязалась», не поддаваясь на призывы порадоваться жизни. Спустя короткое время после окончания круиза, выяснилось — пуловер остался в каюте. На память. Сказать, что Димка расстроился, не могу. По-моему, даже обрадовался лишнему поводу подчеркнуть свое превосходство. Все свелось к тому, что судьба меня осчастливила, преподнеся такого супруга в качестве подарка. Я вынужденно согласилась. На его беду, при Наталье. Подруга, не задумываясь, заметила, что подарки, в основном, дарят такие, какие самим не нужны. Чтобы потом не обзавидоваться. Дня три Димка демонстративно с ней не общался…

Крупные хлопья снега, на которые расщедрилась погода, мешали рассуждать в правильном направлении. Наташка уныло заметила, что на даче сейчас сказочная красота. Даже без магистрального газа, которым в два счета можно обеспечить отопление садового дома. Жаль, что эти «два счета» — первый за подводку к участку, второй за окончательные работы — непомерно велики. Осознание масштаба расходов будет постоянно мешать созерцанию падающего с небес нерукотворного великолепия. В конце концов снежинками можно любоваться и в городе из окна квартиры. Даже вечером, достаточно лишь выключить свет. К тому же надо позвонить проводнице Прутковой. А я удачно вспомнила о завалявшемся дома старом мобильнике. Оставалось только приобрести сим-карту, что мы безотлагательно и сделали.

Тактику переговоров с Прутковой окончательно так и не утвердили. В метро мешал шум, но кое-что оговорили. В частности, исключили вариант словесного напора — отдайте содержимое пакета со львом по-хорошему. В лифте отметили непригодность версии о том, что тапочки и журнал — последний привет покинутого мужа сбежавшей жене. Чужая просьба, которую мы не можем не выполнить. Дома у него коза, семеро козлят и трое детей.

— А тапки — заговоренные, — вздохнула я. — Призваны указать беглянке единственно-правильный путь, то есть обратную дорогу к дому, из которого она сбежала. Дурь несусветная.

На этом мы остановились. Вместе с лифтом. Двери с шуршанием открылись, высветив в темноте лестничной площадки прямоугольник. Возникло непреодолимое желание укатить на первый этаж, вызвать от консьержки электрика, с ним и вернуться на свой этаж. Я даже потянулась рукой к кнопке, но тут металлическая дверь общего коридора открылась, явив нам новый источник света и ангела спасения в лице и фигуре Анастас Ивановича. За ней сразу не различили тщедушного Степана Ивановича, которому она обеспечивала поддержку своим присутствием на пути к мусоропроводу.

Забыв про свою миссию охранника собственного мужа, Анастас Иванович удивленно ахнула и прижала руки к груди. Отпущенная на свободу дверь постаралась вернуться в исходное положение, но была остановлена мощным толчком ноги соседки. Несколько припозднившийся с выходом Степан Иванович споткнулся о подставленную любимой женой ногу и только благодаря нашей оперативности был своевременно перехвачен до момента торможения лбом о бетонный пол. Но не совсем удачно. Прерванный полет был таковым только для соседа. Мусорный пакет, вылетев из его рук, с ускорением полетел дальше. Пара секунд — и от места стыковки пакета с неизвестным мужиком, выбравшим неподходящий момент для проявления любопытства и высунувшимся из закутка с мусоропроводом, раздалось громкое «бум!!!». Следом мы услышали резкий вскрик, сопровождаемый звонким «блямс-бахом». Пакет с мусором благополучно приземлился. Кабина лифта закрылась, значительно сократив видимость. Он ровно загудел, подчиняясь новому вызову.

Лично у меня не вызывало сомнений, что мужик дожидался нас с Наташкой, причем не с добрыми намерениями. С ними удобнее наносить визиты при полном освещении и открыто, а не прячась за мусоропровод. Следовало немедленно бежать и спасаться в квартирах, но мы поступили с точностью до «наоборот». Охваченные яростью, бросили Степана Ивановича на половине пути к восстановлению в полный рост — а куда ему торопиться! — он покорно растянулся на полу. Сами же необдуманно кинулись к мужику, вписавшемуся в угол между окном и дверью, ведущей на лестничную клетку. В ту минуту не думалось, что он может быть вооружен. Не решаясь покинуть свой светоносный пост, Анастас Иванович трубила общий сбор по подъезду, с пола что-то верещал Степан Иванович. Это придавало уверенности — все-таки мы с Наташкой не одни.

Мужик, схватившийся руками за голову, скрытую капюшоном, был силен. Наш наскок заставил его забыть про травму. Молниеносное движение одной правой руки, и мы с Наташкой отлетели назад, прихватив с собой восставшего с пола соседа. Врезавшись в стопор — Анастас Ивановича, раскатились в разные стороны и шлепнулись, уже не мешая друг другу, кто как сумел, но, благодарение судьбе, без потерь и крупных приобретений. Пара синяков — умеренная плата за безрассудство. Пока собирались воедино, не было времени отследить бегство мужика, но оставалась надежда, что он не успел удрать из подъезда.

Наташка вытащила мобильник, подхалимски напомнила аппарату, что специально долбанулась о стенку левым, а не правым боком, где он спокойно отлеживался в кармане, но вызвать милицию не успела — сверху и снизу подлетела соседская подмога. Женская часть осталась с нами, а отважные мужчины рассыпались по лестничным пролетам в поисках вора. Или насильника. Кому как нравилось обзывать злоумышленника. Под шумок Степан Иванович выкинул в мусоропровод поднятый с пола пакет.

Как назло, лифт был занят, а когда он освободился и нашим глазам предстала испуганная консьержка с судорожно зажатыми в руке ключами от своей каморки, стало ясно, — «семафор» залетному гастролеру открыт. Он уже сверкает пятками зимних сапог в пределах уличной недосягаемости, что, собственно, и подтвердили возвращающиеся к нам добровольцы-преследователи. Воодушевленные силой коллективизма и собственным бесстрашием, они делились несбывшимися планами коренной ликвидации у преступника склонности к воровству и насилию. Одни собирались его придушить, затем оторвать ему голову и кое-что еще, другие — укоротить руки, размазав по стенке либо выкинув с семнадцатого этажа, хотя прятался он на нашем тринадцатом. Последнее обстоятельство не замедлила напомнить Наташка. Какой смысл тащить урода на семнадцатый этаж, если он прекрасно может долететь вниз и с тринадцатого. Гул голосов стих, и все сразу вспомнили о консьержке.