7го марта выезд, 8го и 9го в Кушке, 10го марта возвращение в Ашхабад.

Здесь-то и случилась поразившая меня оговорка, давшая повод к написанию данного очерка. Без эмоций, чисто как констатацию факта напомнил человеку, представившего себя как друга Курбана: «10го садака «сорок дней»».

Удивило и поразило, что тот мгновенно как-то замялся, запнулся, и потом как будто начал оправдываться: «я был на похоронах и на «семь дней».

Естественно, я постарался успокоить его, утешить понимающе: «дело житейское, всякие неотложные дела могут появиться, необязательно появляться на всех…».

Однако одновременно, признаюсь, тогда никак не мог отделаться от подспудной мысли: «а зачем ты об этом говоришь МНЕ? Мне ведь нет абсолютно никакого дела, был кто там, и сколько раз и почему решил в следующие поминки быть в другом месте…»

Здесь хотел бы внести краткую ноту-пояснение к дальнейшим «размышляшкам»: на мой взгляд, существуют три понятия с непростым философским подтекстом, три ипостаси, грани между которыми настолько неощутимы и неосязаемы, что пересекаются неощутимо в мгновение ока и незаметно для самих участников. Естественно, за каждым человеком остается его личный, и только его собственный моральный выбор — с какой стороны сцены находиться…

Просто, как апельсин: называть себя другом, считаться им среди общих знакомых, и быть им в реальности в своих глазах, не для посторонних…

В туркменских ритуалах и обычаях содержится множество нюансов и аспектов, которые порой неведомы или скрыты и не только от ближайших соседей, представителей других национальностей, но и от иных современников, вроде бы прямых носителей нашего менталитета.

К примеру, существует, повторюсь, скрытый от постороннего взгляда обычай — «ызыны сакламак». В течение определенного времени после похорон родственники и близкие люди (это ведь не всегда одно и то же?) находятся круглосуточно в жилище покойного — чтобы душа успокоилась и удалилась умиротворенно. В давние времена такой траур шел до сорокового дня, в современный период — в Марыйском велаяте до седьмого дня, в Ашгабате, как оказалось, до третьего дня. Потом сразу убирают установленную у подъезда шатровую просторную палатку — в городских квартирах слишком тесно, не вместятся горюющие или приходящие отдать дань памяти, вот на такой случай и арендуют купольный «тент» со всем внутренним оборудованием.

Да, в первых числах февраля было холодно и ветрено, да, выпал небольшой снежок. А все-таки попробуйте ответить на простой риторический вопрос — сколько человек из многочисленных товарищей, попутчиков (давно привычных к холодным ночевкам в ходе своих горных походов) и родственников Курбан-ага составило компанию двум его внучатым племянникам, ночевавших в той утепленной палатке?

Также снова акцентирую — не существует «обязательства поступать так, и никак не иначе» или иных требований со стороны кого-либо из близких людей ни к себе, ни к посторонним людям. Это личный выбор каждого и всех, где находиться в эти несколько скоротечных и пролетающих мимо первых дней скорби и печали.

Еще нюансы? Да пожалуйста!

Один вариант: приехать в город в день поминальной садака на поезде, прибывающим на вокзал около полудня, потом махнуть к себе домой, чтобы оставить там рюкзак, затем глянуть на часы и решить «совуландыр» («закончилось»), и остаться отдыхать в уютной домашней атмосфере после долгой утомительной поездки.

Существует и другая «опция»: приехать днем раньше и сразу поехать на квартиру покойного и предложить помощь. Лишние руки редко бывают обузой, иногда кто-то нужен хотя бы для того, чтобы почистить полмешка лука или мешок картошки, ну или сходить в ближайший магазин за дополнительной пачкой бумажных салфеток и полотенец. Можно также просто сидеть возле муллы «за компанию», встречая и провожая посетителей, приходящих отдать дань памяти. Далее, непосредственно в день садака прийти с раннего утра, а не в намеченный час — опять-таки всегда ведь есть возможность «быть на подхвате».

Еще этнографических деталей?

Два понятия «горунмек» и «отурмак», два подхода к происходящему в такие печальные дни, грани между которыми также легко пересечь или не пересечь — опять-таки личный выбор каждого.

По туркменским обычаям в дни поминок люди приходят в место проведения садака (ритуал не всегда проводится непосредственно в доме покойного) разделить «хлеб-соль» (отломить крошечный кусочек хлеба, макнуть его в чорба, и проглотить), присоединиться к молитве и сразу же уйти — «горунмек учин» («показаться», «чтобы люди увидели»). Поймите правильно — не принижаю, такой скоротечный визит является в полной мере знаком уважения, скорби и памяти.

«Отурмак» («сидеть») требует более серьезных душевных усилий — близкие родственники и истинные друзья продолжают находиться на поминках, встречая и провожая приходящих отдать дань уважения скончавшемуся, вплоть до завершения поминок. Естественно, находиться в гнетущей атмосфере печали продолжительное время нелегко, поэтому «хоссарлар» (не знаю аналога термина на русском языке — «больше, чем родственники» «близкие люди», «защитники», «опекающие») бывают особо признательны тем, кто отложил собственные проблемы в сторону, чтобы побыть вместе с ними подольше в печальный день.

В завершение снова акцентирую: здесь нет никакого формального требования «демонстрировать дружбу и приятельство», всего лишь личный выбор каждого — где и когда находиться в определенные дни. С другой стороны, что называется, «горький осадок все-таки остался» — попробуйте ответить на простенький риторический вопрос: «сколько человек из постоянного круга общения Курбана его последних лет жизни предпочло «отурмак», не «горунмек»»?

«Владыка гор копетдагских…»

В конце девяностых нам удалось провести две необычные экспедиции подряд, два зимних восхождения на высшую точку туркменской части Копетдагского горного хребта гору Чопан последовательно, годом раньше и годом позже. Технически данная вершина не очень сложная, и по высоте вполне доступна людям с разной физической подготовкой. Но вот с оформлением необходимых разрешений к проходу на нее обычным туристам возникали те еще трудности из-за ее географического расположения точно на линии государственной границы с Ираном.

Описываемый в данном очерке эпизод произошел во время второго нашего восхождения. В тот год группа для покорения вершины собралась