благоприятно сказались на его психологическом состоянии, но Иван чувствовал, что выздоравливает, ему стало легче дышать. И вот когда он почти поверил в то, что его ночные кошмары закончились, и веревка на шее ослабла, прошлое вдруг вернулось и снова туго затянуло петлю.

В ту ночь ему приснился один из самых страшных за последний год, кошмаров. Нет, ничего такого – никакой мистики, странных фантазий, просто в этом сне полностью, вплоть до мелочей повторялись события того дня. Вот группа Ивана получает задание от командования, вот он отдает приказ открыть огонь по деревне, вот наводят расчеты… Стоп. Иван кричит об отмене приказа: «не стрелять, там люди!», но поздно – рев снарядов уже разрывает небо. Он опоздал, не смог отменить трагедию – ужас повторяется. Дальше в его сне все происходит так, как было в реальности – он заходит в разрушенный дом, видит умирающего мальчика, слышит его проклятие.

Проснувшись, Иван понимает, что никогда не получит прощения.

Он чувствует себя больным и разбитым. Тем не менее, сразу после завтрака Иван говорит Полю, что хочет сегодня «поплавать», и попробовать, наконец, пещерный дайвинг. Поль предостерегает Ивана – здешние гроты опасны, их называют «место конца света», от дайвера здесь требуется предельная осторожность.

Иван странно улыбается: да, я буду осторожен.

Перед самым погружением к нему вдруг кидается Варя: – Иван, может, не надо?

Иван молча погружается в море.

Всего несколько десятков метров в минус, и ты действительно возвращаешься в привычную, такую комфортную – добытийную – среду; вода обволакивает тебя, стирает память, кошмары прошлого, боль и чувство вины.

Растворяясь в водной стихии, Иван неожиданно подумал, что возможно, решение его проблем в том, чтобы остаться сейчас в этом «месте конца света», навсегда раствориться в море. Тем более, что никто не узнает о его слабости, со стороны все будет выглядеть как несчастный случай. Это будет быстрая и по-своему гуманная смерть.

Иван потянулся к трубке акваланга.

Первым, кого он увидел, вынырнув, была Варя. Она стояла на залитой солнцем палубе и смотрела вдаль. Увидев его, Варя просияла и простодушно призналась, что волновалась за него и ждала, когда он вернется. Иван улыбнулся: «все хорошо, я в порядке», прислонился к борту яхты, отдышался. Иван чувствовал себя так, словно недавно выиграл свой главный бой. Он сделал выбор – выбрал жизнь и вернулся.

Солнце в зените – гигантская звезда – миллионами лучей пронзало море, по небу летели сотни таких же белых, как яхта ««Liberte», облаков. Варя щурилась от солнца и прикрывала глаза рукой. Иван вдруг заметил, как Варя изменилась за последнее время – ее волосы выгорели и зазолотились, лицо покрылось загаром, а главное, она теперь часто улыбалась, что ей, безусловно, шло. Во время путешествия они мало общались, поскольку почти все время Варя проводила с Агатой, но Иван привык к тому, что когда они с Полем погружались, Варя всегда была где-то рядом – ждала их на палубе, переводила ему реплики Поля.

Вот и теперь она что-то рассказывала ему, но он, погруженный в раздумья, ее почти не слышал. Однако в какой-то миг Иван очнулся и переспросил, о чем она говорит.

– Сегодня видела прогноз погоды на Москву, – сказала Варя, – представляешь, там холодно и метели!

Иван вздрогнул – Москва?! Среди здешнего тропического рая образ Москвы казался нереальным. «Хотя в Москве, наверное, сейчас хорошо, – подумал Иван, – конец декабря: мороз, снег, и люди готовятся к новому году».

* * *

Конец декабря

Урал

– Нам нужно поговорить, – сказал незнакомец, – есть разговор. Я – Володин.

– Ладно, – кивнул Данила, соглашаясь и на Володина (хотя он знать не знал, кто это), и на его приход, – входите.

Данила с гостем прошли на кухню, сели за стол друг против друга. Данила оглядел незнакомца – на вид около шестидесяти, крепкое сложение, немного грубоватое лицо, ежик седых волос, проницательный взгляд не глупого человека. Одет Володин был скромно, без затей – в стиле «нормальный мужик без понтов из толпы», растиражированном в миллионах мужиков по всему земному шару. «Он может быть кем угодно», – машинально подумал Данила.

– Я – врач – реаниматолог, – в этот момент сказал Володин, словно бы услышал Данилу.

«И реаниматологом – тоже», – закончил мысль Данила. Он предложил незваному Володину чай, но тот вдруг вынул из кармана пиджака бутылку водки и поставил на стол: выпьем?

– Выпьем, – легко согласился Данила, – у меня, кстати, тоже есть. – Он махнул рукой в сторону шкафа, где стояла пара бутылок водки, которые ему зачем-то вчера в кафе всучили женщины, устраивавшие поминки: «ну не пропадать же добру, Даня, возьми…»

Так что спиртного у них на двоих было много – хватило бы на какой угодно длинный и откровенный разговор. Данила плеснул Володину водки в стакан; нашлась и кое-какая закуска – заботливо собранная теми же сердобольными женщинами нарезка: хлеб, колбаса, сыр.

После второго стакана реаниматолог Володин рассказал Даниле, что он много лет работал с его матерью в одной больнице; а после третьего заговорил о том, какой прекрасной женщиной была Елена Сумарокова. Необыкновенной. Лучшей. При этом у Володина были глаза влюбленного человека. Данила, сначала не понимавший, зачем пришел Володин, постепенно что-то такое стал понимать. А потом Володин признался сам – сказал, что просто хотел поговорить с кем-то «кто тоже любит Лену…» Услышав эти искренние, от самого сердца слова, Данила вздохнул и понял (так мужчина может понять мужчину), что реаниматолог Володин любил его мать, любит до сих пор, и будет – такие мужики, как правило, однолюбы – любить всегда.

И завязался мужской разговор «по душам». Володин рассказал, как много лет назад он встретил Елену в больнице.

– Увидел ее и влюбился, понимаешь, в ней было что-то особенное, – Володин сделал неловкий жест, в котором, однако, таилось много нежности. – Но я сразу подумал, что к этой женщине без серьезных намерений не подступиться! Правда, у меня и с серьезными не получилось… Три года я за ней ухаживал, предлагал выйти за меня.

– Она вас любила? – прямо спросил Данила.

Володин вздохнул: – Не знаю. Иногда мне казалось, что я ей не безразличен, но с самого начала она говорила, что у нас ничего не получится. Думаю, она отказала мне из-за тебя.

– Из-за меня? – удивился Данила.

– Ну да. Тебе тогда двенадцать исполнилось. Лена сказала: сложный возраст, не стоит травмировать подростка; она считала, что ты наш брак не одобришь, боялась тебе сделать хуже. А потом она просто все разорвала, и через год я женился, – Володин махнул