Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он застонал:
— Детские вопросы. Вечно одно и то же.
— Расскажите ей все, — сказал я. — Она умная. Она придумает, что делать.
И опять в ответ — смех без улыбки.
— Дай-ка я на нее посмотрю, — сказал он вдруг.
Мина направила на себя луч фонарика чуть снизу и высветила сияющее белое лицо и черные крути на месте глаз.
— Меня зовут Мина.
Она вздохнула.
— Я — Мина, а вы?..
— Ты Мина. А я до смерти устал.
Она потрогала его руки. Приподняла засаленный рукав и осмотрела распухшие, бугристые суставы на запястье.
— Кальцинация, — сказала она. — Процесс постепенного затвердевания, окостенения суставов. Тело превращается в камень.
— Не так уж тупа, — проскрипел он.
— Этот процесс связан с другим. Сознание тоже костенеет, теряет гибкость. Отказывает ум, не работает воображение. Это уже не разум, это кость. Человек превращается в кусок кости за стеной камня. Процесс называется окостенение.
Он вздохнул.
— Еще пива.
Я влил ему в рот еще немного.
— Уведи ее, — прошептал он.
От порыва ветра загрохотала крыша. С балок на нас посыпалась труха.
Мы с Миной сидели рядышком, на корточках, почти упираясь в него коленками. Мина непроизвольно морщила нос — уж слишком от него воняло. Я взял ее руку и провел ею по его плечу и назад, вниз — к лопатке, к бугру под пиджаком. Она привстала, ощупала другую лопатку. И посмотрела на меня в упор. Смеющимися глазами.
Она склонилась к нему совсем-совсем близко. Белизна их лиц слилась в одно пятно в луче фонарика.
— Кто вы? — спросила она шепотом.
Молчание.
Он сидел, опустив голову, закрыв глаза.
— Мы можем вам помочь.
Молчание.
Я вдруг почувствовал, что плачу.
— Есть другое место. Мы можем забрать вас туда, — продолжала Мина. — Там безопаснее. Никто ничего не узнает. Там тоже можно сидеть и ждать смерти, если вы так уж на это настроены.
Мимо метнулось что-то мягкое, пушистое. Я посветил. Возле буфета сидел Шепоток.
— Шепот! Шепот! — позвала Мина.
Кот подошел поближе, потерся об его скрюченные руки. Вздох.
— Гладкий. Мягкий, — прошептал он. И провел искореженными пальцами по пушистой шерстке. — Милый.
Шепоток довольно мурлыкнул.
Снова крякнули стропила. Сверху полетела труха.
— Пожалуйста, позвольте забрать вас в другое место, — заговорил я.
— Еще пива.
Я протянул ему капсулу с рыбьим жиром.
— Это тоже съешьте.
Он откинул голову, открыл рот. Я положил капсулу на бледный язык и влил туда пива.
Он открыл глаза. И внимательно посмотрел на Мину. Она — на него.
— Позвольте нам вам помочь.
Он долго молчал. А потом выдохнул:
— Делайте что хотите.
Притаившись в кустах, мы счищали друг с друга паутину и пыль. Шепоток сидел рядом с нами. Глаза Мины ярко блестели.
— Фантастическое существо! — сказала она.
Ветер усилился. Стены гаража ходили ходуном.
— Мы уведем его сегодня же ночью, — сказала Мина.
— На рассвете, — уточнил я.
— Подадим друг другу сигнал. Совиный. Дважды ухнем, будем знать, что проснулись.
Мы глядели друг другу в глаза.
— Фантастика, — прошептала она снова.
И разжала ладонь. Там лежал знакомый комочек из шерсти и косточек.
— Как ты думаешь, что это? — спросил я.
Она закусила губу.
— Я догадываюсь, но этого просто не может быть… Нет, не может быть!
В окне появился папа. Просто стоял и наблюдал за нами.
— Мне пора, — сказал я. — Надо расчищать сад.
— А я пойду доделаю дрозда.
— Увидимся на рассвете.
— Ага. Я не засну.
Она сжала напоследок мою руку и выскользнула через заднюю калитку. Шепоток бросился следом.
А я помахал папе и принялся за наши дебри. Сердце так колотилось — чуть из груди не выпрыгивало. Я остервенело, обеими руками драл сорную траву. Черные жуки убегали со всех ног.
— Он не умрет, — бормотал я. — Так просто он не умрет.
Спустя какое-то время вышел папа. Мы попили вместе апельсинового сока и посидели в тени под стеной дома.
Папа вдруг заулыбался.
— Значит, тебе нравится Мина, — сказал он.
Я пожал плечами.
— Нравится, я же вижу, — настаивал папа.
— Она… не такая, как все.
Мы вместе с малышкой. В тесном дроздином гнезде. Ее тельце покрыто перышками, все такое мягкое, теплое. Дрозд сидит на гребне крыши, кричит и хлопает крыльями. Прямо под нашим деревом, в саду, стоят доктор МакНабола и доктор Смертью. На столе перед ними — ножи, ножницы и пилы. В кулаке доктора Смертью огромный шприц.
— Тащите ее вниз! — кричит он. — Будет как новенькая.
Девочка взвизгивает и истошно вопит от страха. И вдруг встает на край гнезда и хлопает крыльями — впервые в жизни она пытается взлететь. Я с ужасом замечаю, что она еще не полностью оперилась: там и сям зияют проплешины. Ей рано летать! Она не сможет!
Я тянусь удержать ее, но руки словно окаменели — не поднять.
— Давай же! — кричат доктора. — Давай, крошка! Лети!
Доктор МакНабола поднимает пилу, и ее зубья сверкают на солнце.
Пошатнувшись, девочка теряет равновесие. И тут я услышал уханье совы. И открыл глаза. В окно лился бледный свет. Взглянул вниз. В дебрях сада стояла Мина и ухала, приложив ладони к губам.
— Уху-ух-ух-ух.
— Я всю ночь не спал, — поспешно сказал я, на цыпочках подойдя к Мине. — И вдруг заснул, буквально в последнюю минуту.
— Сейчас-то проснулся?
— Да.
— Нам это не снится?
— Нет.
— А вдруг у нас общий сон?
— Ну, если так, то нам этого не узнать.
Дрозд слетел на крышу гаража и засвистел утреннюю песню.
— Пошли, нельзя терять времени.
Мы вошли в гараж и быстро пробрались сквозь завалы.
Я навел луч фонарика на его лицо.