магазинов, ренсковых погребов, колбасной торговли Варинского, рыбной Весшниковых, фруктового ряда — почти до самого конца.

Там, на широком пространстве, всегда являвшемся центром праздничной и торговой жизни Ломокны, уже возвышался высокий помост, вокруг которого начинал толпиться народ. Помост возвышался над землей на две сажени, к нему с противоположных сторон вели две лестницы, деревянный каркас по кругу был обернут плотной серой тканью, а площадка наверху огорожена перилами.

За помостом на отдалении сложен большой квадратный сруб — будущий костер — также огражденный круговым забором. Наверху костра — железная клетка, в которой метался зомби, то и дело издавая хрипы сквозь замотанную пасть. Ему предстоит сгореть в костре и окончательно отправиться в мир мертвых, упокоиться и больше не тревожить живых.

Я смотрел на него и думал — действительно ли это тот самый «первенец», который схватил меня за ногу и чуть не уволок под воду. Трудно было сказать, ведь кроме руки, я ничего не видел. Но по рассказам, в тот день из реки вышли только три мертвяка. Видать, своим вторжением, я разбудил их слишком рано, так что, вполне возможно, это и есть тот самый мой старый приятель.

Мы прошли к самому помосту, поскольку я должен был принимать участие в упокоении мертвяка. Вскоре в сопровождении поющего церковного хора стали подходить важные лица и подниматься наверх: сам митрополит Московский и Ломокненский Аристарх, наш знакомый отец Спиридон из кладбищенской церкви, городской голова Ипат Велин, председатель городской думы Иван Поликарпов, главы купеческого и мещанского обществ, уездный предводитель дворянства, полицейский исправник Яков Клоков. Рядом с этой компанией поставили и робевшего меня, а Арнольд Бумтергский сделал памятную фотографию.

Началось последование на упокоение души мертвой, которая от этого стала хрипеть еще громче. Я, сначала запинаясь, но потом всё уверенней читал текст последования, выдержки из псалмов и специальных молитв.

— И очисти огнем вещественным все грехи его, убереги от огня геенского и от служения дьявольского. Прими страдание огненное и освободи, спаси и помилуй… — раздавался старческий голос митрополита над притихшей площадью.

Мужчины оголили головы, женщины набожно крестились. Подошел момент, и исправник Клоков передал мне горящий факел, которым я должен поджечь огромный костер с закрепленной на нем железной клеткой. Под пение хора «Со святыми упокой» я начал спускаться с помоста, чтобы пройти к погребальному очищающему костру.

Чувствовал, как сотни глаз смотрят на меня, как чуть заметный снег белыми мелкими мухами падает вниз, чтобы встретиться с лысой головой какого-то мужика и тут же растаять, или падает на ступеньку, и я наступают на маленькую снежинку, как сквозь снег пахнет весной, ладаном, конским навозом, рыбой, сбитнем, предвкушением праздника, когда вся площадь будет громкими криками и подбрасыванием шапок приветствовать взметнувшееся вверх пламя.

Вот последняя ступенька, и я ступил на промерзшую за зиму землю, на которую ложились снежинки, краем глаза заметил своих родителей и сестру, замерших неподалеку, шел под заунывное пение внутрь ограды упокоительного костра. От сруба с клеткой тянулась просмоленная веревка, которую мне нужно поджечь и тут же уходить обратно, чтобы жар костра не спалил мою бедную тушку.

Тут, где-то на самой границе восприятия заметил какое-то несообразие. Остановился, прислушался. Цокот копыт раздавался из соседней Няптицкой улицы, что проходит по краю Нижней площади, и слышался громогласный подгоняющий голос. Сообразил, что это ямщик гонит лошадей, видимо, везет запоздавших гостей города видеть ломокненский День мертвых. Понимая это, продолжил идти к веревке, до которой осталось сделать всего пару шагов.

Но тут с ужасом осознал, что ямщик даже не думает останавливаться и высаживать своих пассажиров. Более того, он несся теперь прямо на толпу, прямо на костер и помост, прямо на меня, а стоящие вокруг невысокой ограды люди, крича от ужаса, бросились во все стороны, пытаясь спрятаться от копыт тройки лошадей, запряженных в коляску. Послышались крики задавленных людей, с помоста спешили спуститься важные особы, а отец Спиридон что-то кричал мне, но я его не слышал. Зато громогласное «Боже, царя храни…» ямщика, продолжающего нахлестывать лошадей, перекрывало даже крики раздавленных мещан.

Глава 6

Боже, царя храни

«Сильный, державный, царствуй на славу…» Громогласное пение, будто исторгающееся из тысячи глоток, летело над Нижней площадью. Я в растерянности по инерции сделал оставшиеся два шага, наклонился и поджег веревку, и огонь начал бежать к сложенным в костер бревнам. Коляска петляла, меняя направление движения, обезумевшие лошади неслись теперь прямо на костер и стоящую сверху клетку с мертвяком. Видя это, я, так и не бросив факел, побежал обратно к помосту, сбоку от которого заметил своих родителей с сестрой, кого-то из друзей, кажется, это Васька Старцев со своими родителями.

«Царствуй на страх врагам…» Сруб начал гореть, и лошади в последний момент, испугавшись огня, попытались свернуть и пронестись мимо. Но на такой скорости крайняя из лошадей врезалась в горящий костер, разбила его, а коляска довершила разрушение. Оборачиваясь, краем глаза увидел всю картину, и от страха в отчаянном усилии прыгнул влево, чтобы уйти от продолжающей нестись прямо на меня повозки.

Сам не поверил, что пролетел такое расстояние, но мне удалось уйти с ее пути, и залетел под полог помоста. А лошади пронеслись мимо, почти задевая праздничный полог, прямо туда, где стояли мои родители и кто-то из друзей, но что там происходит — уже не успевал разглядеть, потом что костер окончательно обрушился. Железная клетка с зомби с грохотом упала и прокатилась прямо в сторону меня, выглядывающего из-под полога.

Клетка с зомби, до которого так и не добрался огонь, частично заехала под полог навеса, где стол я с факелом. Ткань полога надорвалась. В углу клетки стоял и смотрел на меня ненавидящим алчным взглядом «первенец». Снаружи доносились крики боли раздавленных ломокненцев и как рефрен этого безумия всё повторялось «Боже, царя, царя храни…».

Время внутри погоста замерло. Мы смотрели друг на друга: я с испугом, а зомби с предвкушением. В каком-то отупении наблюдал, как зомби пытается разогнуть железные прутья клетки, погнувшиеся от падения с высоты. Похоже, что некоторые прутья не только согнулись, но и поломались.

Скрип разгибаемого железа, хриплый крик мертвяка, потерявшего закрывавшую пасть повязку — всё это привело меня в оцепенение. «Бой до смерти одного из участников» — пронеслись в голове слова наставника из другого мира, где, также замерев, Ормар и Эйнар стояли и смотрели, как скрипя, открывались ворота на арену, из которых медленно выходил зомби. Мертвяк, упираясь всем телом в остов клетки, постепенно разогнул прутья и