в магазин и, накупив спиртное и нехитрую закуску, направились на дачу.

Когда Серега и Макс утомленные водкой, свежим морозным воздухом и двумя часами ночи уснули, Ярослав и Костя, стоя у дымящегося мангала, смогли, наконец, поговорить о том, что томилось в них с первой минуты, когда они увидели друг друга сегодня.

— Ты, наверное, ждешь рассказа о том, как я оказался жив и почему я в Латвии? — Костя налил себе и Ярославу очередную стопку водки.

— Жду, — ответил Ярослав и осушил свою рюмку. — Не хотел спрашивать при ребятах. Я им ничего не рассказывал, они думают, мы все были в Англии и что Марк, Саня и Валерка до сих пор где-то там.

— Да, я знаю, — Костя выпил водку и бросил в рот кусок уже остывшего печеного мяса. — Я им тоже ничего не сказал. Хотел, но не смог. Да и зачем?.. Мы видимся не так часто, чтобы эта тема постоянно всплывала.

Ярослав закурил и, выпустив струю дыма, выжидающе посмотрел на Костю.

— После того обстрела, — начал тот, — отлежав почти месяц в больничке, я служил в районе Чичавицы под руководством Британского КФОРа, точнее был в группе поддержки.

— Точнее не значился ни в одних официальных документах, партизанил, убивал, прятался по лесам и заброшенным домам и был полу пушечным мясом.

Костя бесцветно улыбнулся.

— Помнишь, значит.

— Такое не забывается.

— Уже в 2002 меня с группой КФОРа послали в район Липляны, где мы в основном вели разведку и зачищали села, где прятались албанские патриоты, а потом нас перебросили в район Косовской Митровицы. Я там был вплоть до мая 2004 года, когда случились известные беспорядки. После этих нескольких дней постоянных перестрелок, пожаров, трупов мирных жителей и ликующих албанцев, что-то окончательно сломалось внутри. Точнее, как будто кто-то поставил мне тормозные колодки, и я уже не мог больше там находиться. Понял, что из следующего боя живым не выйду. Я вернулся в Латвию пару месяцев назад, до этого почти полтора года жил у сестры в Тарту.

— Ты дезертировал?

Костя посмотрел на Ярослава.

— Ну, зачем сразу дезертировал. Я же — вольный наемник, так, что… думаю, меня просто списали, как пропавшего без вести, радуясь, что больше нет необходимости платить деньги, — Костя налил им еще по рюмке.

— Я был в Сбрице, Яр. На территории монастыря.

Ярослав стиснул зубы.

— В Девиче?

— Да. Точнее на его руинах, албанцы его разграбили и подожгли в марте 2004.

Костя разлил водку в рюмки.

— Я отнес цветы на ее могилу, а Сане оставил стакан его любимой яблочной ракии и нашу старую выцветшую фотографию, которую он вечно таскал с собой. До Валерки и Марка не доехал, да и там, где мы их похоронили, вряд ли что-то осталось.

Ярослав почувствовал, как внутри по всему телу разливается такая невыносимая боль, что ему захотелось выть.

— Спасибо, — тихо процедил он сквозь сжатые зубы.

— Давай выпьем за них, — Костя протянул ему полную рюмку.

Не чокаясь, ребята выпили за своих погибших друзей и Биляну.

— Ты так и не рассказал, как остался жив, — Ярослав поставил рюмку и закурил. — Я же видел, как твой грузовик подорвали албанцы, когда мы подходили к Глобаре.

— Я ехал во второй машине колонны, а не в первой. Коля самарский попросил поменяться, он хотел незаметно подремать, пока едем, а какой нафиг сон с командиром группы в одном кузове. Я согласился, — на секунду Костя замолчал, а потом, глубоко вздохнув, унимая подкативший к горлу комок, сказал:

— В итоге я жив, здоров, а Самара на том свете… и только не говори, что в этом нет моей вины, — тут же предупредил он Ярослава, — я это и сам знаю, только от этого почему-то не легче.

— Я понимаю.

— Ну, а ты тут как? — спросил Костя, пытаясь утихомирить воспоминания, и кинул в рот очередной кусок мяса и помидору черри.

— Хреново, — ответил Ярослав.

— О! А что так?

— Да как-то… не клеится ничего, — Ярослав затушил сигарету. — После того нападения на нашу колонну по дороге к селу, я неделю лежал в доме у какого-то серба шамана. Он сказал, что выволок меня полуживого из дома, из которого мы вели обстрел шиптаров3, сидящих с засаде по другую сторону дороги. Плохо помню, как все произошло… Когда ваши машины подорвались на мине, мы выскочили из своих и отстреливались из какого-то пустого дома около получаса. Потом все вроде затихло, албанцы отошли обратно в горное поселение… Мы по одному, перебежками возвращались к уцелевшим машинам, чтобы добраться до села. Я шел замыкающим. Помню только какой-то сильный толчок в спину и резкую горячую боль… а дальше темнота. Очнулся в доме у этого старого серба. Он меня лечил какими-то травами-отварами… еле выкарабкался. Потом кое-как добрался до Черногория, а оттуда уехал в Англию. Работал там пять лет, а в 2004 году вернулся в Ригу.

— Дезертировал, значит, — усмехнулся Костя.

— Ну, почему сразу дезертировал, — улыбнулся Ярослав. — Думаю, меня тоже недолго искали. Я даже не знаю кто вообще жив остался после того обстрела и что доложил командованию.

— Я знаю. Уханцев, Давид и Яков…

— О, наша парочка из Израиля! — засмеялся Ярослав.

— Они самые. Все остальные остались на той дороге.

— И Питер? — нахмурился Ярослав.

— Да, — коротко кивнул Костя.

На минуту ребята замолчали, каждый вспоминая о своем.

— Как у тебя в личной жизни? — спросил Ярослав, нарушая молчание. — Я смотрю кольцо на пальце.

— Да, — тепло улыбнулся Костя, — почти полгода как женат. Через пару месяцев дочка родится, — гордо сказал он.

— Ооо! Дочка это хорошо, от пацанов одни неприятности, — Ярослав похлопал друга по плечу. — Молодца!

— А у тебя как?

— Никак, — тяжело выдохнул он, — были разные и в Англии, и здесь, но все не то, все не так.

— Биляну забыть не можешь?

— Не могу, — тихо и подавлено сказал Ярослав, — но дело не только в этом.

— А в чем еще?