— Ты, похоже, уже сошла. Надо же такую собачатину пороть!

Уходя, он не удержался и крепко шлёпнул её по мягкой заднице.

Бобровский шёл вдоль узкоколейки. Всё тело болело, но кости, кажется, были целы. Хотя рёбра этот урод ему наверняка отбил. Дышать было тяжело. К шишке на лбу добавились синяки и ссадины. Бобровский чувствовал болезненный зуд на подбородке и скулах. Этот гад мог его убить. Легко. Но не убил. И даже не покалечил. Бобровский уже догадался, что это был один из коллекторов. Наверно, у них такая киношная тактика:

«хороший коп» и «плохой коп». Но какой смысл? Денег у него всё равно нет и, скорей всего, не будет. К тому же вонючий садист забрал остатки пособия. Бобровский немножко пожалел, что не вломил ему булыжником.

На макушку ему упала крупная капля воды, сползла по шее за воротник и растворилась на спине. Это было прекрасно. Бобровский посмотрел на небо. Ему хотелось, чтобы пролился ливень и омыл его. Упало ещё несколько капель. И на этом всё прекратилось. Он прошёл около километра и остановился у высоких железных ворот. За ними торчало трехэтажное кирпичное здание с выбитыми окнами. Как гнилой зуб. Ещё одно заброшенное предприятие. Вокруг было тихо. Бобровский закурил помятую и кривую сигарету. До трассы было километра два.

Он обошёл здание и двинулся по тропинке через промзону. Пройдя пару километров, Бобровский остановился. Никакой трассы не было. Только бесконечные здания предприятий на большом расстоянии друг от друга. И все они были наглухо огорожены. По сути — большой лабиринт с широкими проходами. Указатели отсутствовали. Бобровский стал задыхаться. Болела поясница. Он прислонился к одному из заборов и шёл очень медленно, держась за него рукой. Сознание снова болталось на тонкой ниточке, как тогда, на похоронах. Через сотню метров он почувствовал странный запах — что-то вроде мокрого жареного лука. С каждым шагом запах усиливался и становился всё отвратительнее. Бобровский дошёл до конца забора и увидел открытые ворота. За ними находился небольшой ангар. Рядом стоял японский грузовичок с малюсенькой квадратной кабиной и рулём справа. Вонь шла оттуда. Бобровский заглянул внутрь. Всё помещение было завалено бумажным мусором, в основном картоном, свободны были лишь небольшие проходы. У стен горы бумажного хлама достигали потолка. Несколько человек копались в этом мусоре, перетаскивали с одного места на другое. Чуть в стороне стоял невысокий мужчина лет пятидесяти в чёрных брюках и белой рубашке с короткими рукавами. Он держал тетрадку, сверялся с ней и отдавал команды.

— Всё глянцевое несите в самый конец. И книги. Сколько там килограммов? Книги отдельно. Отдирайте обложки. Мокрый и сухой картон не сваливайте вместе, ядрёна вошь. Мокрый — на просушку.

Его подручные были похожи на бомжей; неопрятные, суетливые мужики в грязной одежде. Среди них Бобровский заметил одну женщину. Она была в спортивном костюме, стриженая под машинку. Начальник свернул тетрадку в трубочку и сунул в задний карман брюк.

— Работайте тщательно, среди этой макулатуры можно деньги найти.

Бомжи засуетились ещё больше.

Начальник развернулся к выходу и увидел Бобровского.

— Ты на сортировку? Из конторы? Давай, начинай, ребята тебе всё покажут.

Бобровский оглядел свой изгвазданный костюм. Представил своё лицо. Он, пожалуй, выглядел не лучше местных работяг.

— Нет, — сказал Бобровский. — Меня тут избили.

— Тут? — спросил начальник. — Эти, что ли?

Он кивнул на подручных.

— Да ты брось, я здесь весь день провёл. И они безобидные.

— Нет, у железной дороги. Я не знаю, как отсюда выбраться в город.

— А, ясно, — сказал начальник. — У железки, говоришь?

— Да.

— Там цементный завод. Закрылся в прошлом году. Идём.

— Туда? — спросил Бобровский.

— Нет, конечно. Что там делать. Я в город еду. Подвезу тебя.

Они залезли в грузовичок. Начальник вырулил за ворота.

— Я думал, не выйду отсюда, — сказал Бобровский.

— Ограбили? Ну вышел бы рано или поздно. Отметелили-то не очень сильно? Может, у больницы высадить?

— Нет, всё нормально. Дома отлежусь.

Грузовичок подскакивал на гравийной дороге.

— Но ты точно не на сортировку приехал?

— Нет, с чего бы?

— Нам требуются люди. А то мало ли, посмотрел и передумал.

— А чем там так пахнет? — спросил Бобровский.

— Не знаю, я ничего не чувствую.

— Ужасная вонь.

— Ты голову проверь. Может, сотрясение. Вот тебе и мерещится вонь.

— Может быть, — сказал Бобровский.

Они выехали на трассу.

— А у вас что, правда среди мусора деньги можно найти? — спросил Бобровский.

Начальник засмеялся.

— Это была фигура речи. Метафора, ёлки-палки. Будешь усердно работать, будут деньги. Понял?

— Понял, — сказал Бобровский. — Спасибо, что помогли.

— Чем помог-то? Подвёз? Да это ерунда. По пути же.

Бобровский вышел за несколько кварталов от дома. Дальше было не по пути.

У подъезда его ждал Никита, брат жены. Это был высокий широкоплечий мужчина с дурацкой причёской. Никита рано облысел, но, чтобы скрыть это, отращивал по бокам головы длинные волосы и часть зачёсывал наверх. Маскировка получалась так себе. Никита сидел на лавочке и лопал чипсы.

— Здорово, зять! — закричал Никита. У него изо рта полетели крошки.

— Привет, — ответил Бобровский и сел рядом.

У него гудели ноги. Раскалывалась голова. И болело всё тело. Дышать по-прежнему было тяжело.

— Решил навестить тебя, — сказал Никита. — Сижу вот, жду. Хочешь?

Он протянул пакет.

Бобровский покачал головой.

— В дверь звоню, звоню, никто не открывает. Думаю, ты по делам ушёл. Набрал твой номер — абонент недоступен, блин горелый.

— Меня избили, — сказал Бобровский.

— Да ты что! Хрум-хрум-хрум. Телефон спиздили?

Бобровский порылся в карманах. Мобильник был на месте. Но в хлам разбит.

— Беда, беда, — сказал Никита. — Я и смотрю, видок у тебя…

— Какой?

— Не товарный, старина, не товарный. Пойдём, что ли?

Никита смял пакет и сунул в урну.

Они поднялись в квартиру. Бобровский долго возился с замком, сначала никак не мог попасть ключом в щель, потом не мог сообразить, сколько оборотов нужно сделать. Над ухом сопел Никита. От него пахло зелёным луком.