полностью отдаться чему-либо; но при этом, как ни странно, единственные роли, в которых я действительно хочу преуспеть, — это роли отца, присутствующего в жизни своих детей, мужа и друга. Я боюсь того факта, что так сильно боюсь. И — о да — я до сих пор боюсь высоты.

Однако, сколько бы я ни боялся, есть кое-что, в чем я уверен сейчас: я могу бояться и быть смелым одновременно. Это не взаимоисключающие состояния. Фактически — и это я узнал от своего психотерапевта — я могу быть смелым, только если признаю собственный страх и научусь противостоять ему. Если нет страха, то и такой штуки, как смелость, не существует. Но конфликт смелости возникает лишь тогда, когда я нахожусь в состоянии ложного выбора — предполагающего, что я могу быть только таким или только другим, хотя на самом деле я могу быть и тем, и иным. Я также могу бояться, но не позволять страху управлять моей жизнью. Я способен посадить страх на заднее сиденье, врубить музыку погромче и наслаждаться дорогой, не давая ему влиять на мои решения. В том, что касается страха, я придерживаюсь убеждения (и живу в соответствии с ним): мне можно быть напуганным, можно быть смелым, я должен ценить эти чувства, когда они приходят, но не погружаться в них и не разрешать им поглотить меня. Потому что одно дело испытывать страх, и совсем другое — отдаться в его власть. Назовите это традиционно мужской чертой, но я люблю побеждать.

ФИНАЛЬНОЕ ИСПЫТАНИЕ, РЕАЛЬНАЯ НАГРАДА

Примерно четыре года назад знания, которые я получил, прошли проверку на прочность. Пережив многое, я чувствовал себя одиноким и нуждался в помощи. Я боролся кое с чем, но не мог спокойно обсуждать это с женой, а психотерапевта в то время у меня еще не было. И я решил выбраться наружу, пригласив парней из числа своих ближайших друзей собраться вместе, — втайне желая рискнуть, показав им свою уязвимость, выйдя вперед со словами «я борюсь, и мне нужна помощь». Конечно, я не собирался действовать «в лоб», а потому объяснил все необходимостью сбежать от забот, устроив мужскую тусовку в Мексике. Да, я настолько боялся показать свою слабость, что придумал вытащить друзей за пределы страны — где они не смогли бы увернуться от моей потребности выговориться.

За первые несколько дней, проведенных в компании, я периодически чувствовал, что настал момент для откровенности, но каждый раз останавливался. Вместо того чтобы сказать: «Эй, давайте минутку побудем собой?», я предлагал пробежаться или потренироваться — тем самым снова и снова подтверждая, что рвать мышцы во имя физического развития намного легче, чем открыть свое сердце, стремясь к развитию иного рода. На исходе нашего последнего вечера мое желание признаться друзьям в своих слабостях встало передо мной в полный рост, и в конце концов я решился. Но по иронии судьбы один из парней первым сломал лед, начав делиться своими чувствами с нами. Это мгновение и последовавшие двадцать четыре часа были, по моим ощущениям, самыми насыщенными страхом и смелостью за многие годы.

Я мямлил о том, с чем мне приходилось бороться, и признавался, насколько мне тяжело, стыдно и страшно, и чувствовал в это время, как груз стыда поднимается из глубин моей души; однако, к моему удивлению, друзья присоединились ко мне и стали рассказывать, с чем приходилось справляться им. Как будто моя открытость, а также поддержка моего более смелого товарища послужили невысказанным приглашением для других делиться самым сокровенным. Внешне мои друзья и я жили по заветам, усвоенным в течение жизни. Мы отвергали то, что считалось женственным и слабым. Но втайне, осознанно или нет, каждый из нас ждал разрешения выразить себя, быть замеченным и услышанным; мы искали безопасное место, в котором могли бы спокойно, не боясь осуждения, проживать свои чувства. Именно это реализованное желание, полученное разрешение укрепили меня в потребности пойти путем самоисследования и роста и положили начало моему путешествию от головы к сердцу.

Если вам интересно, с чем я боролся на тот момент и из-за чего мне пришлось устроить эту мужскую тусовку, я признаюсь: это порно. Да, многие не видят в подобном проблемы, но для меня это было большой проблемой; она занимала слишком много места в глубинах моего разума, и я понятия не имел, как и с кем могу ее обсудить.

Итак, я снял свою защиту, деталь за деталью. И хотя первая часть, казалось, была неподъемная, я обнаружил: чем больше я раскрываюсь, тем легче становится броня и тем проще она снимается. Тем вечером я признался в том, что у меня сложились нездоровые отношения с порнографией и я хотел бы научиться контролировать их. Я рассказал, что боялся говорить об этом с женой — не хотел, чтобы из-за моего пристрастия к фото и видео обнаженных женщин она решила, будто мне недостаточно ее. Я поделился тем, что стыдился этого, ощущал себя грязным и нехорошим человеком. Множество молодых людей по всему миру и в моей религиозной общине смотрели на меня снизу вверх, поддерживая и ободряя, но иногда силы молитвы не хватало, особенно после тяжелого дня, полного напряжения и стрессов. Я использовал порно как способ успокоить разум и чувствовал себя лицемером, потому что выстраивал репутацию мужчины, который выступает от имени женщин за гендерное равенство, учит социальной справедливости и рассказывает о том, какое влияние порнография оказывает на культуру изнасилования, — и при этом сам не мог полностью контролировать собственные отношения с ней, особенно в те дни, когда чувствовал себя недостаточно уверенным в себе. В ответ мои друзья тоже поделились своей болью. Один друг боролся с изменами, причина которых коренилась в том, что в детстве его изнасиловал друг семьи. Другой пытался разорвать порочный круг токсичности в отношениях, в который попал из-за отца, подвергавшего его эмоциональному насилию. Другие друзья рассказали о своей борьбе с зависимостью от порнографии. У нас ушло три дня (или более тридцати лет) на то, чтобы подойти к этому вплотную, но, когда мы закончили, эмоциональные шлюзы наконец открылись.

Удивительно, насколько мы были похожи в том, о чем умалчивали, в том, что заставляло нас стыдиться, и в том, каким важным организующим принципом нашей мужественности оказался этот стыд (или страх стыда). Мальчики вырастают в мужчин, да; но в некотором смысле мы все равно остаемся на той самой игровой площадке и постоянно опасаемся, что некто назовет нас слабыми и недостаточно мужественными. Из-за этого мы выковываем свою броню,