подавать ему руку. Он сумасшедший, этот старик». Поливанов, по словам Яхонтова, держал себя по отношению к Горемыкину «совершенно неприлично».

Императрица Александра Фёдоровна писала Николаю II 6 сентября 1915 года: «Сазонов больше всех кричит, волнует всех (даже если его совсем не касается), не ходит на заседание Совета Министров — это ведь неслыханная вещь! Я это называю забастовкой министров»[84].

Результатом этого совещания стало знаменитое письмо министров царю. Письмо это было подписано восемью министрами: Харитоновым, Барком, Кривошеиным, Сазоновым, Щербатовым, Самариным, Игнатьевым и Шаховским. Общий смысл письма сводился всё к тому же: повторялась просьба к царю не возглавлять армию. Но заканчивалось оно следующими словами: «Находясь в таких условиях, мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить Вам и родине».

Письмо министров «совпало» с письмом царю председателя Государственной Думы М. В. Родзянко, в котором тот призывал: «Государь! Вы являетесь символом и знаменем, вокруг которого объединяется народ России. Это знамя не может и не должно быть помято грозой и бурей налетевших невзгод…. Государь! Вы не имеете права перед страной допускать малейшую возможность, чтобы на это священное знамя легла какая либо тень»[85].

В условиях самодержавной России это было неслыханным демаршем, граничившим со своего рода формой мятежа. Именно так его расценил и царь. 15-го сентября по его приказу министры выехали к нему в Ставку. Там их ждал весьма холодный приём. Министров не только никто не встретил на перроне вокзала, не только не подали экипажей, а завтракать им пришлось в буфете вокзала, но и не позвали к Высочайшему обеду. Наконец, министров вызвали к Государю.

Со слов Поливанова, император глухим голосом заявил министрам: «22-го мы расстались в Зимнем Дворце. Накануне вечером я совершенно точно выразил мою волю об отъезде для принятия верховного командования и после этого получил письмо, подписанное многими из вас, с просьбою о том, чтобы я не ехал. Высказываю неодобрение за письмо, удивившее и огорчившее меня. Не сбылось мнение, в нем выраженное, вся истинная Россия со мною, а что говорят в Петрограде и в Москве, мне все равно…

Я имею полное доверие к председателю Совета министров и надеюсь, что он долго останется председателем и что все будут следовать его руководству…

Проведя здесь три недели, я отдохнул головой, душа успокоилась, мысли очистились. В столицах — чад…

Все усилия правительства и всей страны должны быть сосредоточены на мысли о войне. Мы должны отдать все силы и разум войне. Мы должны всех подчинить, принудить к работе по снабжению армии и к достижению спокойствия в тылу. Надо добиться того настроения, которое было в первые десять месяцев войны»[86].

«Все мы получили нахлобучку от Государя Императора за августовское письмо и за поведение во время августовского кризиса», — сказал после встречи с царём И. Л. Горемыкин[87].

Далее начались те же бесконечные споры между министрами и Горемыкиным, но уже в присутствии императора. В конце разговора Николай II, «помолчав немного, тем же глухим и недовольным голосом сказал: «Я вас выслушал и, когда приеду в Царское Село, то там, — делая жест рукой, как бы (разрубая что-то) — решу»[88].

26-го сентября Император Николай II прибыл в Царское Село, и сразу же были отправлены в отставку Самарин и Кривошеин. Затем, в течение декабря 1915 года и по июль 1916 года, было отправлено в отставку и всё правительство. Последними, как ни странно, были уволены самые главные заговорщики среди министров: Поливанов (март 1916) и Сазонов (июль 1916). Это объясняется тем, что Поливанов должен был закончить возглавляемую им работу по организации военного снабжения, а Сазонова всецело поддерживали союзники, чьи интересы тот хорошо умел отстаивать.

Отставка Сазонова произошла в условиях полной секретности. Вот, что пишет об её причинах генерал А. И. Спиридович: «Сазонов слишком усердно принял сторону общественности и Прогрессивного блока. Его истерическое, неприличное поведение в июле и августе 1915 года не было забыто. Таких вещей Государь не забывал. Государь лучше, чем кто-либо, знал и понимал все достоинства и промахи Сазонова. Последней каплей, переполнившей чашу долготерпения Государя, был вопрос о даровании Польше конституции.

Сазонов, заигрывавший с поляками, представил Государю 16 июня проект этой конституции. Государь повелел обсудить вопрос в Совете министров. Последний нашел дарование конституции полякам теперь несвоевременным. Этот факт и решил окончательно удаление Сазонова»[89].

Примечательно, что вопрос о конституции Польши и даже даровании ей автономии в принципе был Государем решён положительно. Николай II считал, однако, что этот вопрос неуместен в условиях лета 1916 года, когда Польша находилась под германской оккупацией. Этого же мнения придерживался и глава правительства Б. В. Штюрмер[90].

Что касается Поливанова, то Николаю II было хорошо известно его сотрудничество с «Прогрессивным блоком». Незадолго до его отставки Государь выразил при всех ему свою немилость. Об этом вспоминал генерал-лейтенант П. К Кондзеровский, который подчеркивал, что Николай II был со всеми окружающими его людьми искренне доброжелателен. «Такое отношение Его Величества было обычным со всеми: доброта, ласка, внимание — это было в его манере, было врожденное.

Один только раз мне лично пришлось наблюдать иное отношение Государя Императора к одному человеку, а именно к бывшему тогда Военным Министром генералу Поливанову, незадолго до его увольнения от должности. Это было в Ставке же. Военный министр приехал с докладом к Его Величеству. Я и Ронжин были приглашены к обеду; Поливанов тоже. За обедом он сидел на левой стороне стола, а я был почти напротив него.

Ни одного раза ни Государь, ни Императрица не обратили на Поливанова ни малейшего внимания. Все это произвело на меня вполне определенное впечатление: генералу Поливанову была ясно выражена немилость Их Величеств. И действительно, вскоре после этого он был заменен на посту Военного Министра генералом Шуваевым»[91].

Однако думается, что Николай II не доверял Поливанову не только из-за его близости к Гучкову. Военный министр пытался всячески дискредитировать царя, даже порою ценой