Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ой! Ой-ой-ой! Нет! Герман, в сторону! Он меня сейчас достанет!!!
Бум!
Очередной глухой удар, и тело шамана вышвыривает на хрен с арены.
Приземлился аккурат возле меня, свалившись на землю в позе «плуга». Нечто похожее на «березку», вот только с носками, опущенными до земли.
— А-а-а… Твою мать…
Тяжело раненный в правое плечо, Эстир сперва приложился к бутылке и лишь затем материализовал ингалятор здоровья. Притом, что по-прежнему лежал кверху задницей.
Интересная расстановка приоритетов.
— Живой? — спросил я.
В ответ шаман горько хмыкнул и вновь перешел на вискарь.
— Знаешь, Влад, говорят, тяжело смотреть на губы, которые не можешь поцеловать. Это всё враки. Гораздо тяжелее не смотреть в глаза бодаку.
Я толкнул его в бок и подтянул к себе, помогая усесться.
— Пожалуй, это самое нелепое сравнение, которое я когда-либо слышал, — ответил я.
— Но вместе с тем, доля правды в этом все-таки есть.
— Ну, пожалуй, ты прав.
Я покосился на Шейда.
Бодак. Очередной чертовски опасный противник. Мертвый танк с иммунитетом к электричеству, яду, страху и любому ментальному воздействию.
Медленно передвигаясь по площадке вслед за жертвой, он стрелял по оппоненту «Волшебным кулаком», если тот не желал подходить, и испускал вокруг себя «Ауру уничтожения», постоянно наносящую небольшой урон за счет некротической энергии, от которой невозможно было ни спрятаться, ни укрыться.
Затянул бой — сдох. Угодил прямо в лапы — тоже сдох. Посмотрел мертвецу в глаза — сдох гарантированно, потому как главной отличительной особенностью данного вида нежити была способность «Иссушающий взгляд», что действовала на живых словно магнит. Манила, пленяла и завораживала своим мистическим желтоватым свечением, отзываясь на периферии сознания чем-то одновременно ужасным и грандиозным. Гипнотизирующим и привлекательным.
Если вы вступили с ним в бой, то ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах нельзя смотреть бодаку в глаза. Стоит взглянуть, и тот мгновенно притянет жертву к себе, наложит дебафф на минус пятьдесят процентов к параметру «Выносливость» и нанесет колоссальный урон психической энергией. А низкоуровневых противников и вовсе убьет.
«Ох и не того смертоносного взгляда боялись дети. Не того», — подумал я.
В отличие от Гундахара, этот парень реально был в состоянии перебить всю толпу, не вставая с места. Флегматично, скучающе, с долей грусти в убийственном взоре. Так, будто бы он извинялся.
Любопытные противники, ничего не скажешь. Причем каждый из них требует индивидуального подхода. Особой тактики.
— Ай, черт!
Бум!
Сбоку от нас рухнула груда мифрила.
Как и я, Герман был для вампира слишком медлительным. И вдоволь наигравшись со здоровенным болванчиком, Хакаш отправил танка в глубокий нокдаун.
— Огромная туша, маленький мозг, — тотчас же последовал язвительный комментарий. — Локо — на исходную, матка Ямарайаху — на исходную. Остальные отдыхают.
— Надо же, — улыбнулся Эстир. — Судя по всему, Илай так отделал бедного дэтлока, что тот временно выбыл. Глядите.
И правда. В отличие от остальных ветеранов Галереи Павших, Дарий валялся на земле переломанной куклой и отчаянно дрыгался, пытаясь подняться. Казалось, что его конечности ему неподвластны.
Впрочем, и немудрено.
Основательно прокачав некромантские способности, Серега научился «взламывать» тела мертвецов. «Подключаться» к ним если не полностью, то хотя бы частично, чем доставлял нашей троице массу проблем. Ослеплял, обездвиживал, дезориентировал и лишал маны. Сбивал каст заклинаний, заставлял промахиваться и атаковать пустоту.
Как мы недавно узнали, то же самое умел и Гундахар. Обладал способностью «Темная клятва» с более упрощенным и менее пафосным названием «Перехват», доступной рыцарям смерти и позволяющей подчинять себе нежить рангом пониже. Вот только почему-то генерал еще ни разу ей не воспользовался. Хотя странно. В былые времена он с её помощью вел за собой целые легионы. Командовал армией.
— Что ж, ладно. За вас, мужики. Все мы дикари по своей природе. Как бы мы ни старались это скрыть или приукрасить.
Шаман снова приложился к бутылке.
— Глас, тебе не кажется, что ты пьешь слишком много? — спросил я. — Это уже какая бутылка за сегодня? Вторая? Или третья?
— Я порицаю питье в одиночку, господин Эо. Поэтому предпочитаю бухать за двоих. К тому же, у меня есть причина.
— Какая?
— Мне решительно не нравится наш образ жизни.
— Ты о чем?
— Жизнь, полная насилия, насилием и заканчивается. И если у вас с многоуважаемым танком к этому прослеживаются явные наклонности, то лично я в душе пацифист. Моё дело — это конкурсы красоты, падшие женщины и беседы с бабульками о финансовых пирамидах. А бесконечно харкать кровью и разгребать непослушными руками кучи песка меня раздражает. Как и пытаться доказать свою крутизну древним вампирам. Не для того моя роза росла, знаете ли.
Я выхватил у Эстира бутылку.
— Пожалуй, за это стоит выпить. За великого провидца и его розу!
— А знаете, что раздражает меня? — дернул щекой Герман. — То, что сколь сильными мы бы ни становились, Гундахар всегда найдет способ, как превратить нас в побитых щенков. Жалобно скулящих непутевых идиотов. Да еще и подвергающихся бесконечным насмешкам.
— Есть только один способ избежать критики, — прогудело сбоку. — Ничего не делайте, ничего не говорите и будьте никем.
— Цитата Аристотеля? — улыбнулся Глас.
Генерал отвлекся от книги и грозно посмотрел на шамана.
— Нет. Моя. Потому как в отличие от тебя, я думаю своими мозгами. И никогда не повторяю фразы неизвестных тупиц.
— Что ж, спорить не буду.
— Сделаешь всем одолжение.
Делегировав полномочия спарринг-партнера, Гундахар восседал в королевского вида кресле под сенью выращенного братьями-друидами драконова дерева и вальяжно перелистывал очередной фолиант.
Пожалуй, всем своим внешним видом и манерами он напоминал нам криминального авторитета, только что вернувшегося после долгой отсидки. Элегантный кашемировый шарф, сапоги из кожи небесного ската, подушка под поясницу, а также приставной столик с прохладительными напитками и набившими всем оскомину зунгуфскими деликатесами, вокруг которого деловито курсировал Хангвил.
В своих новых владениях рыцарь смерти себя вел словно царь и ни в чем себе не отказывал. Более того, вскоре мы поняли, что его давние соратники были для генерала не друзьями, а скорее подчиненными. Он не спрашивал их и ни о чем