– Неплохая попытка.

Она повернулась.

– Хорошо! – выкрикнула она. Из благоговеющей от его вида по уши влюбленной студентки она превратилась в женщину, встречающую соперника на равных. – Я не могу ходить на занятия после того, что случилось тем вечером. Зря я позволила тебе себя поцеловать.

– Ты не позволяла мне себя поцеловать. Ты хотела меня и не оказала мне в момент соблазнения практически никакого сопротивления. Как раз наоборот.

– Я хотела… Удовлетворить любопытство. Вот и все.

Она обманывала его, тянула время, и он это прекрасно понимал.

– Что с тобой делал твой муженек-доктор, что ты так боишься секса?

– Вовсе нет!

– Ты чего-то боишься.

– Ошибаешься!

– Почему тогда ты стоишь там, сцепив руки, такая строгая и напряженная? Ты ведь прекрасно знаешь, что я не причиню тебе вреда. Что такого сделал Дерил Робинс, что ты так боишься мужчин?

– Ничего!

– Ответь мне!

– Он показал мне, какими ублюдками вы можете быть. О да, мужчины бессердечны, корыстны и эгоистичны! – выкрикнула она.

Его голова откинулась вверх и назад, словно она ударила его по подбородку. На несколько секунд повисла полная тишина. Высказав наболевшее, Шелли глубоко вздохнула и продолжила:

– Его отец не поддерживал нас материально, вопреки надеждам Дерила. Чтобы как-то сводить концы с концами, мне пришлось бросить учебу и пойти работать. Я приходила в офис рано утром, а уходила поздно вечером, как и сотни подобных мне девушек. Начала работать делопроизводителем, и постепенно меня повысили до сотрудника машинописного бюро. На протяжении пяти лет я по восемь часов горбатилась, печатая на машинке. Не самая пыльная работка, но трудностей хватало.

После работы я отправлялась за покупками, убиралась, стирала, готовила. Потом наступала «вторая смена» – снова печатная машинка, отчеты и научные статьи Дерила. И так два года его учебы в подготовительном медицинском училище, три года – в медицинском колледже и год вторичной специализации. Я никогда не жаловалась. Жила по совести, честно исполняя обязанности жены. Кому какое дело до меня? Тоска съедала меня изнутри – единственной темой каждодневных разговоров были офисные сплетни.

Дерила я почти не видела: он тоже пропадал на работе. К тому же успевал учиться. Я предоставила ему такую возможность. Все мои усилия не прошли даром – его приняли на работу в одну из крупнейших городских больниц.

Она остановилась и глубоко вздохнула.

– Однажды вечером я приготовила бефстроганов, одно из его любимых блюд. Он пришел домой, сел ужинать и сказал: «Шелли, я больше тебя не люблю. Я хочу развестись». «Почему?» – воскликнула я. «Я тебя перерос. У нас больше нет ничего общего». Мы помыли посуду. И он ушел.

Возможно, теперь ты понимаешь, почему я не хочу таких проблем? Не хочу становиться бесплатной домработницей или секс-рабыней. Я свободна и независима, мне не нужны трудности и лишние переживания. Даже если бы ты не был собой, даже если бы наша связь не была по определению невозможна, я не хотела бы видеть тебя в своей жизни.

Признания вымотали ее, и она без сил повалилась на стул, откинула голову на спинку и закрыла глаза. Она еще никому не рассказывала печальную историю своего брака, даже родителям. Шелли сама не знала, почему выдала Гранту сухие факты. Но, может, теперь он поймет, почему она не хотела его видеть ни при каких обстоятельствах.

Единственное, о чем она умолчала – об их с Дерилом сексуальных отношениях. За пять лет они так и не улучшились. Самым большим кошмаром ее жизни стала первая брачная ночь. Со временем она научилась терпеть тот напор, с которым он брал ее. Агрессия возбуждала его, каждый раз он стремился обуздать ее силой, не прибегая к ласкам и игнорируя любовную прелюдию.

Прибегнув к самогипнозу, она натренировала собственное тело принимать мужа, в то время как разум его упорно отвергал. Она лежала под ним, как мертвая.

Хотя надо признать: Шелли не была до конца искренна и справедлива к Дерилу. Она вышла за него замуж по ошибке. В те времена она верила, что женщина создана для брака. Все ее подружки повыскакивали замуж. Это был единственный верный путь. Шелли Браунинг всегда следовала стандартам, и ей в голову не приходило пойти против системы.

Возможно, она могла сделать Дерила счастливым, как и он ее, но в их браке не хватало одного важнейшего элемента. Шелли его никогда не любила. Она все еще тайно несла в себе горячее пламя любви к другому человеку, но вышла замуж лишь потому, что время пришло и объект ее чувств был недоступен.

– Шелли. – Его тихий ласковый голос прозвучал сквозь годы, сквозь пространство комнаты. Она боялась раскрыть глаза. – Мне жаль, что ты была так несчастна. И я совсем не хочу разрушить твою жизнь.

Ей захотелось крикнуть, что он ее уже разрушил. Но вместо этого она открыла глаза и устало проронила:

– Значит, ты не будешь настаивать на отношениях?

Он печально покачал головой.

– Я не могу допустить, чтобы ты снова исчезла. Сначала мне казалось, что, если смогу видеть тебя на лекциях, этого будет вполне достаточно до конца семестра. Но после того вечера в библиотеке я понял, что не могу больше ждать. Раньше мы были недоступны друг другу. Но не теперь.

– И теперь тоже, сильнее чем когда-либо. Каждому из нас пришлось слишком многое пережить.

– Тебя отвергли, а я был жестоко обманут и потерял юношескую наивность. Мы больше не строим ложных иллюзий. Мы можем друг другу помочь.

– Но можем и смертельно ранить друг друга.

– Я хочу испытать судьбу.

– А я нет, – отчаянно выкрикнула она и вскочила со стула, – ты ворвался в мою жизнь, словно паровой каток из прошлого, и хочешь сбить меня с ног. Хорошо, мистер Чапман, если это потешит ваше эго, то знайте: я была от вас без ума. Вы были для меня богом, весь мой мир строился на тех вечерах, что я проводила с вами. Что-либо говоря или делая, я думала о том, как к этому отнесетесь вы. Когда меня целовал мой друг, я думала о вас. Теперь вы счастливы? Вы это хотели услышать?

– Шелли…

– Но я больше не мечтательный подросток. Если тебе нужно такое слепое обожание, поищи кого-нибудь еще.

Он приблизился к ней большими шагами, приобнял за плечи и тихонько встряхнул.

– Ты считаешь, мне это нужно? Поклонение? Одержимость? Нет, Шелли. Ты умная женщина, и я уважаю твой ум. Но я вижу в тебе и любовницу. Обнаженную и страстную, желающую меня так же горячо, как я тебя. И даже не пытайся убедить меня, что ты никогда об этом не думала. Ты уже почти в этом призналась.

Ты никогда не представляла, что случилось бы, если бы той ночью я не сдержался, унес тебя оттуда, раздел, рассматривал, трогал, ласкал? Бог свидетель, я представлял и проклинал мораль, что не позволила мне увидеть твое тело, прикоснуться к нему, попробовать его на вкус, заняться с тобой любовью…