единственные животные, которым разрешено находиться там. Если это охотничье место, то в этом случае святые должны действительно страдать, очень сильно страдать: всю свою жизнь они страдали ради того, чтобы войти в рай, — и сейчас вот он, рай!

Невозможно выбраться из него; он — огороженный стеной сад. Снаружи — пустыня и смерть; внутри можно попытаться спрятаться, вы можете выжить — не все животные умрут. Но размышление о себе как о животном, на которого охотятся, приведет к тому, что из воздушного шара христианского рая выйдет весь воздух. Это горячий воздух.

Очень глупо то, что выбрали слово «рай». Но девяносто девять процентов тех людей были учеными, которые были обучены только словам, которые ничего не знали о дейетвитель- ности, которые ничего не знали о себе, которые ничего не знали о просветлении. Они были слепыми людьми, совершенно слепыми. Они никогда не видели света, но говорили о свете. Естественно, их можно простить; они глупы, но прощаемы.

Один процент людей прекрасно знал то, о чем они говорили; их беда была больше, чем беда тех ученых. Ученые чувствовали себя непринужденно, описывая вещи, которых они не знали. Для них не было проблемы, так как в их умах не было противоречия; им было все ясно. Отсюда и слово «мистик»: оно идет от ученых, теологов, философов; они говорят, что этот человек говорит так, что из его речи невозможно извлечь какой- либо смысл. Мистик — это тот, кто говорит абсурд.

Но мистик, в действительности, находится в затруднении. Он знает истину, но не знает какого-либо соответствующего слова, чтобы выразить ее, поэтому он вынужден использовать слова, которые были использованы другими. Поэтому и он тоже называет просветление «прибытием домой».

Но истинный мистик немедленно осознает, что то, что он говорит, — неправильно. На самом деле, он не упустит ни одного момента, чтобы сказать: «Что бы я ни говорил, не начинайте верить буквально каждому слову. Постарайтесь прочитать между словами, между строчками: в паузах, после запятых, точек — читайте там. Отбросьте как можно больше слов и создайте промежутки».

Существует суфийская книга; ей по крайней мере семьсот лет; она называется просто Книга. Это пустая книга, в ней ничего не написано. Она с благоговением передавалась от одного поколения мистиков к другому; от Учителя к ученику: «Это наша проповедь. Я читал ее всю свою жизнь, теперь ты читай ее. Я умру, ты умрешь, но ее чтение должно продолжаться. Книга должна быть сохранена».

Можно понять сохранение Корана. Гиты, Библии. Торы; в них что-то написано, что-то важное, значительное. Но суфии настаивали на сохранении книги, в которой ничего не написано. И она передается Учителем только успевающему ученику, главному ученику, который станет следующим Учителем. По- видимому, эти люди прилагали все усилия для того, чтобы что- то сказать без слов. По крайней мере, они прилагали усилия.

Такова была ситуация со всем тем одним процентом мистиков по всему миру: они должны найти какой-то прием для того, чтобы выразить невыразимое. Слово «просветление» также выдумано учеными — ученые делали великую работу. И мистики вынуждены были использовать это слово, прекрасно зная, что это переживание не имеет ничего общего со светом, с которым вы знакомы.

Просветление, которое описывается данным словом, находится вне света и темноты, так как оно — вне двойственности. Вы не можете назвать его темнотой, вы не можете назвать его светом, и все же оно имеет свойства их обоих.

При свете вы можете видеть. Просветленный человек имеет глаза, которых нет у вас. Он может видеть вещи так, как вы никогда не сможете увидеть. И вы можете попытаться понять это: художник видит живопись; вы также видите ее. Что касается цветов, то ваши глаза воспринимают те же самые цвета, что и глаза художника; но вы думаете, что вы видите ту же самую живопись, что и художник? Нет, это невозможно, так как для того, чтобы видеть живопись так же, как Пикассо, необходима такая же одаренность. Дело не в красках; дело во всем органическом единстве всех красок. Эти краски — только детали.

Это подобно тому, как если бы вы разбирали автомобиль. Каждая деталь отделена; вы разбросали их на земле и вы видите их. Вы видите автомобиль, но разве это автомобиль, который вы видите? Нет, это только детали. Когда вы видите живопись Пикассо, то вы видите ее так же, как автомобиль: вы видите лишь фрагменты, куски.

Вы не обладаете одаренностью для того, чтобы видеть ее в целостности, когда все цвета теряют свою индивидуальность и начинают функционировать в гармонии. Видеть эту гармонию означает видеть живопись. Она не имеет ничего общего с цветами, ничего общего с холстом, ничего общего с рамой. Рама может быть золотой; это не имеет значения. Вопрос стоит об органической гармонии. Но для этого вам необходим совершенно другой тип глаза — так же, как музыканту необходим другой тип уха.

Но это незначительные вещи по сравнению с просветлением. Я лишь привожу примеры для того, чтобы указать на нечто, что лежит вне примеров. Оно обладает некоторым качеством, которое имеет место при свете, не из-за света — поймите правильно. Оно обладает некоторым качеством, которое имеет место при свете. Если свет выключить, то что исчезает? Исчезает ваша способность видеть.

Когда случается просветление, то имеет место определенная способность видеть, которая была совершенно подсознательна внутри вас. Она полностью готова функционировать в любой момент, но вы даже не обернетесь, чтобы взглянуть на нее. Лишь только сам ваш оборот включит выключатель. Но это не просветление. Позвольте мне повторить: просветление — это еще не просветление, не только просветление. Это путь для того, чтобы сказать, что вы достигаете определенной способности видения, познавания.

В нем также есть свойство и темноты; существовала школа мистиков, которые называют ее кромешной темнотой. Но это не темнота. В темноте есть некоторые вещи, которые вы упускаете при свете.

Свет дает вам определенный тип напряженности; темнота расслабляет вас. Вот почему ночью, если включены все огни, вы не можете спать. Вам необходимо быть окруженными темнотой, как будто бы вы находитесь в чреве матери. Темнота обладает определенным безмолвием, определенной музыкой, которые мы не способны познать из-за своего страха перед темнотой. Мы так боимся темноты, что потеряли способность создать какой-то сокровенный контакт с