– Не свисти, – хохотнул Аркудов. – Не при каждом выдохе. У нас крыша поедет. Пошли, скоро темнеть начнет.

Но Роман пока никуда не пошел, дождался, пока мы с Миленой соберем немного веток, развел костер. У него были спички, несколько коробков, и он раздал их каждому, не хватило только Милене. Мимимишик вытащил из рюкзака шоколадку, открыл упаковку, бросил шоколадку как есть обратно в рюкзак, в упаковку замотал коробок.

Роман хмыкнул. Я подумала, что я много не знаю об этом загадочном «новом русском» и не горю желанием это узнать.

– Поддерживайте костер, – приказал нам Роман, – сильно не разжигайте, кидайте пока что сухие ветки. Потом я сделаю основательно. Все, пошли, не расходимся. Жалко, нет топора…

«Не согласна», – ухмыльнулась я. Без топора у нас еще были шансы дожить до прибытия вертолета.

– Что ты сидишь? – сдерживая раздражение, спросила я. Милена действительно села, сжалась в комочек, обхватила плечи руками. Ей было холодно, плечи ее покрылись мурашками. – Вставай, иди собирать ветки, заодно и согреешься.

Какая-нибудь героиня в кино обязательно отдала бы ей свою куртку. Самопожертвование – отличная вещь, но только вот глупая. Мы должны держаться вместе, но оставаться каждый за себя, иначе не выживем, как ни старайся.

Милена так и сидела, не обратив на меня никакого внимания, и я, постояв над ней с полминуты, махнула рукой. Я не нанималась в няньки к истеричной безмозглой девице, все цели которой ясны как день: выскочить замуж. Были бы эти цели у нее еще откровенно благи, так ведь она не гнушается покушаться на чужого мужа. Голодранцы-ровесники ей неинтересны, а не голодранцам, хотя бы таким, как Аркудов, неинтересна она. Тупик, несовпадение возможностей и желаний.

Я выполняла поставленную задачу добросовестно. Я активно двигалась, я не мерзла, но минусом было то, что я поняла – я уже хочу есть. Без еды очень сложно восполнять запасы энергии, а энергия – это еще и тепло, то, что сейчас нам особенно необходимо. Из леса раздавался короткий свист – я не видела, куда ушли трое мужчин, но понимала, что они держатся группой.

Роман сказал «сильно не разжигать», и поэтому я, подкинув еще несколько подходящих веток, остальные начала сваливать в отдалении. Потом я стащила носки, надела кроссовки на босу ногу – мозолей я не боялась, кроссовки были испытаны – и, воткнув чуть поодаль от костра две ветки, повесила на них сушиться носки. Милена села теперь поближе к костру, и она уже заметно дрожала. Да, холодало. Здесь осень приходит рано. Что будет к утру, этой дурочке лучше пока не знать.

– Ты вообще работаешь? – остановившись возле Милены и поморщившись, спросила я. – Хоть где-то, хоть кем-то? Или так и сидишь всю жизнь?

Встречала я и таких девиц. Начинала, как почти вся наша братия, с подобных клиенток – быстро бросила, как только чуть раскрутилась. У них никогда денег нет, и покупатель на красивые личики в соцсетях редко находится. Так, я знала достоверно, что они из выдаваемых любовниками на еду средств все спускали на брови и маникюр, а ели на оставшиеся какую-нибудь лапшу… Меня же постоянно кормили «завтраками» и просили отснять чуть ли не в кредит.

– А ты кем работаешь? – то ли чтобы не отвечать, то ли из вежливости спросила Милена.

– Я фотограф.

Вот теперь у нее в глупых глазах зажегся какой-то блеск.

– В Инстаграме?

– Нет, кошечка, прикинь, есть такая профессия. Такая же, как парикмахер, маникюрша, продавец, врач… – По лицу Милены было понятно, что мысль для нее сложновата, но слова прозвучали знакомые. – Я фотохудожник, господи ты боже мой, я по диплому художник!

Мне очень хотелось стукнуть себя рукой по лбу. Фейспалм, как говорят на английском. Проще мне было предположить, что у нее шок от всего происшедшего и, может быть, даже травма. Я все еще пыталась временами думать о людях лучше, чем они того обычно заслуживали.

– Если бы я не работала фотографом, я бы рисовала постеры для кино, – объяснила я уже в чистом виде на пальцах. – Или обложки к книгам.

– Понятно, – равнодушно кивнула Милена. – Я работала в магазине, продавцом-консультантом. Но там платили не очень и я ушла.

Я покивала: известная отговорка. Но «платили не очень» уместно в качестве оправдания там, где ставка фиксированная, как ни пыжься.

– Пойдем, расскажешь, почему ты ушла. И заодно соберем ветки. Вставай. Иначе ты еще до наступления ночи замерзнешь, а к утру у тебя температура будет такая, что ты до полудня не доживешь.

Я ненавидела разговоры «за жизнь», особенно с теми, кто мне не мог рассказать ничего интересного. Но именно эти люди очень любили, когда их слушают, а мне необходимо было Милену расшевелить. Ради ее блага и блага общего, и не то чтобы мне нужна была их благодарность. Мне просто не хотелось получать еще больше проблем.

– Держи пока, – сказала я, отдавая ей куртку. – Потому что я скоро вспотею, а это тоже не лучший исход.

Веток на полянке было достаточно. Я помнила наказ Романа не уходить, но пока, по моим прикидкам, у нас оставалось еще работы на час или даже больше. И трудно было сказать. на сколько хватит костру этих веток, ненадолго, скорее всего, но пока есть возможность, надо выдать весь максимум, и я старалась на совесть. Такая работа к тому же меня успокаивала.

– Ну я почему ушла, – рассуждала Милена, брезгливо поднимая наманикюренными пальчиками ветку и рассматривая ее. – Понимаешь, приходит баба. Ну как баба – лет сорок, серый пучок, косметики вообще ноль, хоть бы тоном для приличия намазалась, бровей нет, одета как мымра. Ходит и смотрит чего-то там. – Она соизволила наклониться, подняла еще одну ветку, а потом терпеливо подождала, пока я отнесу свою кипу. – Ну смысл такой что-то рассказывать? А потом смотришь, она всякой уходовки накупила на тридцать тысяч. Откуда я знаю, что этой тетке вообще было надо? Она же страшная и без кольца. А мне потом менеджер ничего не засчитывает.

Я скривила губы, подняла голову и посмотрела на это чудо. Если так можно о ней сказать – чудо редкость, а это… курица. Никогда не смотрела в глаза обычных фермерских кур, но тут, бесспорно, что-то мелькало общее.

– Кумушка, – процедила я, даже не пытаясь скрыть превосходство, – ко мне приходит клиентка, похожая на метлу. Пятидесятый размер, на голове пакля и двигаться она не умеет. «Баба», как ты говоришь, бестолочь ты дикая. Но если я посмотрю на клиентку как на дерьмо, не выясню, что ей надо – поверь, что ей не в «Тиндер» фотки выкладывать! – она уедет к другому фотографу на своей крутой тачке, а я останусь без работы и без бабла. Только я выясняю, видишь ли, в чем задачка, и выходит у меня на фотографиях то наяда, то королева, и стоит это все – студия, костюмы, макияж, съемка, постобработка – столько, сколько ты не сможешь заработать за месяц. Люди принесли тебе деньги – ты клювом щелк-щелк. Нет, мне тебя даже не жалко. – Я рассмеялась, вручила ей кучу веток. – Раз лень нагибаться, давай носи. Ноги, надеюсь, у тебя крепко привинчены.