слой глины поверх жертвенных мазков. – Бражник с загадочным упованием говорил это, словно и сам был свидетелем подобным ритуалов. – А теперь пошли за мной!

Серёжа пошёл за Бражником, точно они были старыми знакомыми, – и тени сомнения не было, что может произойти что-то плохое.

Местный житель петлял между хижинами и завалившимися пристройками, возможно, ведя к следующему интересному месту. Серёжа уже забыл, что было после камня.

– Ещё у нас здесь есть болота и лес. Они хоть и есть в других частях нашей страны, но всё же у нас они особенные. Родные.

Когда они дошли, Серёжа вспомнил, что именно говорил Бражник. Кладбище. Это было довольно длинное поле, без единого кустика или дерева, всё неровное, с буграми, усеянное десятками деревянных крестов. Ему пару раз приходилось бывать на городских кладбищах, и он сразу заметил небольшое отличие от того, что сейчас предстало перед глазами.

– Почему они безымянные? – бросил в лоб парень. И верно, ни на одном кресте не было ни дощечки, ни таблички, ни даже вырезанной на дереве надписи. Сорок три могилы без букв и цифр.

– Они нам не нужны. Мы и так понимаем, кто там лежит... и нам этого достаточно.

Несколько минут Серёжа в молчании смотрел на кладбище, такое пустое, мрачное, безжизненное. Что-то было в этом месте спокойное, то, что когда-нибудь объединит всех людей.

– Я так и забыл спросить, а чего ты такой одноглазый?

– В глаз что-то попало, вот и всё…

Бражник только довольно усмехнулся, точно знал правду, но версия парня звучала более наивно и стыдливо. Не может же он сказать этому человеку, что ночью решил посмотреть в горло печи и что-то попало ему прямо в глаз? Может оно и стоило, – не было смысла строить из себя крутого перед незнакомцем, особенно если он крутился в сомнительных кругах, но Бражник был первым и единственным мужчиной, с которым можно было нормально поговорить.

– Здесь лежит моя бабушка?

– Здесь-здесь, её могилка самая свежая. В углу стоит. А что, наведаться хочешь?

– Нет, я просто…

– Жалеешь, что не встретил нормального родственника?

– Что прости? – Серёжа вопросительно посмотрел на Бражника, и с того лица снова не сходила ехидная улыбка.

– Брось, парень, по тебе видно, что своему папаше ты всю плешь проел, и выжигаешь его спину взглядом. Ты же не забыл, что я всё понимаю? – Юноша решил промолчать.

Ещё пару минут молодой кадет гипнотизировал могилы. Кресты выглядели идентично друг другу, словно под каждым из них лежал один и тот же человек.

– Ладно, насмотрелся я, пойду назад.

– А чего ты это принялся гулять, Серёжа? Я-то думал, что вы сейчас всей семьёй начнёте насиловать бедную избушку.

– Собираемся, но инструментов нет. Отец надеялся, что у бабушки будет сарай, а в итоге ничего.

– Это да, понятное дело. Но не волнуйся, мы всё найдёт и дадим.

И очередной раз Бражник стремился помочь незнакомым гостям, о которых он ничего толком не знал. Возможно, для местных помогать друг другу было чем-то обыденным, почти бытовым, но Серёжу это слегка напрягало. Не будут ли с него требовать что-то в ответ?

Вернулся в хижину бабушки Жданы Серёжа совершенно с пустыми руками. К тому моменту он уже отсутствовал около полутора часов, и Мария с Верой спокойно пошли знакомиться с жителями Неясыти. В отвратительной хижине оставался только Григорий. На само возвращение сына он никак не отреагировал, а на его пустые руки – наоборот:

– Ну и как иначе с тобой работать?! Иди тогда и руками выдирай двери. Ты и понятия не имеешь, сколько здесь работы, и без инструментов её только больше и больше.

– Я встретил Бражника, и он предложил помочь. – Серёжа не пытался даже посмотреть в сторону отца – стены с клочками паутин и мёртвыми пауками казались куда привлекательней на вид.

– Тот алкаш?! Всё же подался за помощью к дружку. Да, ты здесь быстро приспособился, сопляк, но ничего, быть может здесь и останешься, авось, за своего окончательно примут.

Пока Григорий смотрел в окно, выглядывая жену и дочь, и просто примечая вид, который также можно использовать при продаже избы, Серёжа просто ходил из стороны в сторону. Он хотел было уйти, но ему было фактически некуда деваться. Да и дела по ремонту никак нельзя было начать, чтобы хоть чем-то себя занять.

– И что ты встал? Работы не початый край, а ты тут шатаешься как олух! Вон дверь кривая стоит, выдерни её! – Григорий рявкнул так, что перепугал вороньё на крыше.

– Мне нечем, – ответил парень, отвернувшись в другую сторону.

– Рук что ли нет? Инвалидом тебя родили?! А если ты об инструментах, то сам должен был об этом позаботиться!

Как же парню хотелось сделать две вещи: рявкнуть в ответ и набить отцу морду. Но у Беглова-старшего всегда был ответ на любое сопротивление. Он начинался на «ку», и заканчивался на «лаки». В первую очередь легко шёл крик, который только раззадоривал Григория, потом тычки, захваты за руки, плечи или шею, потом уже более жёсткие и действенные приёмы.

Чтобы не огрести даже мельком, парень взялся за какой-то сук, неизвестно каким образом оказавшийся здесь, и принялся снимать паутину с углов. Хоть это и была какая-то работа, но видать не шибко унизительная.

– Ты чего бабьим трудом занимаешься, а, сопляк?! Я тебе про что сказал? Иди к двери!

Серёжа показательно подошёл к двери и вцепился в неё. На удивление она держалась крепко. Если бы ему действительно захотелось сорвать её с петель, а желательно вместе с петлями, то в этой битве он бы оказался в проигрыше. Пара рывков для виду, и отец вернулся к наблюдению за улицей. «По любому этот придурок и пальцем не пошевелит, пока не будет на то веской причины», – думал Серёжа, один раз интереса ради приложив все силы в своём противоборстве.

– Женщины идут, – сказал Григорий через десять минут актёрских пыхтений сына. Оттого, что у парня ничего не вышло, он только недовольно цыкнул.

– Мы вернулись! – громко сказала Мария, переступив порог. На удивление она выглядела куда более свежо, чем в избе лесника, и Серёжа боялся предположить, что послужило причиной.

– И что узнали?

– Говорят, метра три от боков и переда дома, и семь сзади.

Гриша почесал подбородок, считая примерную площадь земли.