Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто? — спросила я, подавившись водой, которую начала пить не совсем вовремя. — Вы сейчас о ком?
— Как о ком? — спросила она, подняв бровь. — Я говорю вам про Клима Марковича.
— А он тут при чём? Я просто его помощница, и между нами совсем ничего нет. Я ему вовсе не интересна, — говорила я, но как-то неуверенно.
Я бы сама себе не поверила, а всё потому, что я хотела, чтобы было именно так.
— Ну конечно, — сказала она, немного хмыкнув, — так я и поверила. Дорогая, если вы не замечаете очевидного, то это ставит под сомнения ваши умственные способности.
— Что?! — спросила я, подпрыгнув на стуле.
— Дорогая Изабелла, не кипятитесь, пожалуйста. Я не хотела вас обидеть, просто это глупо, с вашей стороны, не замечать очевидного. Вы ему интересны, и очень. Стал бы генеральный директор просто так, по доброте душевной, лично подбирать гувернантку для чужого ребёнка? Для женщины, которая ему совершенно не интересна? Стал бы он лично встречаться со мной и платить сам за мои услуги?
— Он что?.. — спросила я, и снова облокотилась на стул от полного шока. Он же говорил, что я буду платить из своей зарплаты. — Но как? Почему?
— Изабелла, вы же не глупая девушка, неужели ещё не поняли?
— Я… Я…
— Скажите, когда в последний раз в вашей жизни был мужчина? — спросила она спокойно, но твёрдо.
— Что именно вы имеете в виду? Секс?
— Нет, не секс. Я спрашиваю, когда вы в последний раз позволяли себе быть просто женщиной, которой помогают, любят, холят и лелеют? Когда вы разрешали себе любить?
— Хм… — хмыкнула я и горько улыбнулась.
— Давно, правильно? — спросила она.
— Да… — выдохнула я так, словно мне только что озвучили приговор.
— То-то оно и видно, — сказала та, помотав головой. — Такая красивая и эффектная, от вашего присутствия у мужчин крыша обязана ехать, и они должны забывать, как дышать. Вот такой нужно быть, а что я вижу перед собой? Женщину, которая привыкла в этой жизни всё делать сама. Она себе сама и друг, и муж, и защита, и опора. Сильная, непоколебимая, упрямая и с железобетонным характером, если уж что решили, сам Моисей не развернёт. Я не говорю, что иметь стержень — плохо, он должен быть, чтобы не разменивать себя на полуфабрикаты, но во всём этом вы потеряли самое главное.
— Что? — спросила я, просто включив в голове тумблер «дурак».
Я не хотела признаваться себе, что она права. Я забыла, каково это — быть женщиной.
— Где во всём этом хрупкая и соблазнительная женщина?
— Не знаю… Я просто не могу стать такой…
— Нет словосочетания «не могу». Есть «не хочу». И вы сейчас именно не хотите, ищете себе оправдания и сидите в раковине, которую сами создали.
— Маргарита Ивановна… — произнесла, поджав губы. Хотелось на неё накинуться и вышвырнуть, пришла тут, понимаешь… Никто и зовут никак, и начала мне читать нотации. Но… Меня осенило: больно и обидно, потому что это всё правда. Вот всё! До последнего слова! — Вы раньше не работали психологом?
— Почему раньше? — спросила она, удивившись. — Я и есть психолог. С детьми работать без образования психолога нельзя, у них настолько сейчас хрупкий мир, что любое неверное слово или действие сломает его. Мы, взрослые, несём ответственность. И вообще, мы все дети, просто выросли физически, а маленький ребёнок всё ещё «где-то там», внутри нас.
— Никогда не думала, что я — открытая книга… — выдохнула я.
— То, что творится в вашей голове, понять очень сложно, особенно без должного опыта за спиной. Мы с вами похожи характерами, поэтому я могу предугадать ход ваших действий и мыслей, а другой человек запутается в дебрях.
— Но вы же вот сказали, что на лице всё написано, — удивилась я.
— При условии, что вы очень эмоциональная в этот момент. А если замолчали и спокойны, как танк, то там сам чёрт возьмёт бутылку водки и пойдёт плакать, потому что ничего не поймёт. Вот такая вы противоречивая.
На её слова я просто рассмеялась. Надо же, за полчаса всё так понять, она гений. С такой я могу оставить своего ребёнка, потому что она его поймёт и сможет найти общий язык.
— Ну что, я прошла проверку? — неожиданно задала она вопрос. — Вы уверены теперь во мне?
— Да, — улыбнулась я и подписала трёхсторонний договор с соглашением.
После этого я в подробностях рассказала, что и как надо делать. Что Марк любит есть по утрам, что не любит до жути. На что обижается и что его сердит, а ещё тот факт, что он боится темноты. Я позвонила воспитателю и объяснила всю ситуацию, она переговорила с Маргаритой, а потом я пошла собирать вещи. Старалась тихо, чтобы не разбудить сына. Взяла всё, чтоонпросил. Сумка собрана, билет уже скачан на телефон.
На часах было одиннадцать, когда сын вышел из комнаты.
— Мама, доброе утро, я хочу кушать.
— Солнышко моё, доброе утро! Беги, умывайся, а я омлет тебе сделаю.
Марк побежал в ванную, а я повернулась и встретилась с удивлённым взглядом Маргариты. Тут я вспомнила, что она видела Клима вживую, и у меня чуть земля из-под ног не ушла.
— Это не то, что вы думаете… — сказала я, всеми силами стараясь не выдать страх в голосе.
— А разве я сказала, что думаю? — задала мне вопрос Маргарита. — Может, вы не знаете, но в мире есть как минимум двое или трое людей, которые будут очень похожи на вас. Всё просто — генетика. Можно сказать, что мы все друг другу дальние родственники.
— Ясно, спасибо, он у меня очень красивый, — сказала я, делая вид, что успокоилась, на самом деле это не так: нервы были на пределе. — Взял лучшее от меня и отца, которого мы потеряли.
— Потеряли? — уточнила Маргарита. — Простите за вопрос, но как?
— Он уехал и больше не вернулся, — я сказала правду, но отчасти. Если быть точнее, то это я уехала и не вернулась. А он просто не знает о нас ничего.
— А вы пробовали искать? — спросила она, смотря на меня с сочувствием.
— Нет, — выдохнула я, — зачем? Ведь он любил другую, наверное, к ней и сбежал. Я не стала напрашиваться, искать его и умолять. У каждого своё счастье. Кто-то находит, а кто-то теряет. Вот и всё.
— Печально… Вы поэтому больше не позволяете себе любить? — уточнила она, видимо, поверив в мою историю,