– Да вы подготовились! – сказала Берта с уважением.

Тони убрал секатор в карман.

– Я был в школе отличником. Так что там с оперой?

– Обожаю музыку!

Тони и Берта одновременно откинулись на спинки стульев, достали сигареты и закурили. Даже сигареты они держали одинаково, из чего ясно было – одного поля ягоды.

* * *

Следующим утром Берта шлёпала по коридору и стучала в двери номеров.

– Ватрушечки мои! Просыпаемся! Время петь оперу!

Сердитая, лохматая с утра Моника выскочила в коридор.

– Я не хочу! – возмутилась она.

– Кто не хочет оперу, тот поедет к пехотинцам! Встаём! Глаза рисовать не обязательно, но трусы наденьте. Всё-таки классическая музыка!

– Семь часов! – крикнул Макс из-за двери.

Из своей двери на цыпочках вышла Герда. В ночнушке, со сковородкой в руках, она устремилась вслед за Бертой и замахнулась.

– Я всё ви-жу! – пропела Берта, не оборачиваясь и не сбиваясь с шага.

Герда присела и быстро-быстро вернулась к себе.

* * *

Мотивационную речь Бено начал с главного, без лишних сантиментов:

– Мы поставим оперу! Вы – мои будущие артисты!

Артисты скривили носы.

– Это которое вчера было? – уточнил Арнольд.

– Вчера мы просто щупали рояль. Сегодня вы откроете себя с новой стороны!

– У меня все стороны открыты! – Герда покрутилась, задрала юбку и показала зад.

– Послушайте! Мне рукоплескали Ла Скала, Париж, Берлин и Вена. И ещё будут рукоплескать. Доверьтесь, и я стану вашим отцом в мире высокого искусства!

– У нас уже есть мать, нам её хватает с избытком! – объявил Арнольд. – В сравнении с Бертой вообще никто не мать.

– Подождите! Пусть расскажет! – вступилась балерина.

– Спасибо, фрау. Наша встреча – огромная для вас удача. Я могу научить петь любой предмет – стул, газету, хомячка. И даже таких калек, как вы, тоже научу.

– Удивительно. Трёх минут не говорит, а мне уже хочется ему врезать! – удивился Макс.

Арнольд, наоборот, не прочь был обрести новую профессию. Врач, плотник, пожарный, администратор и вышибала, он считал, что учиться никогда не поздно. Он поднял руку и подтвердил голосом:

– Я – за!

– Прекрасно! – обрадовался Бено. – Первый участник! Какие драматические амплуа вам ближе?

– В этом заведении я гинеколог. И пожарный. И вышибала. И дворник.

– А в музыкальном плане?

– Могу мести, тушить, лечить и вышибать под музыку.

– Понятно. Добро пожаловать! Кто ещё?

Макс подошёл близко, заглянул дирижёру в глаза, как заглядывают в тёмный скворечник.

– Уважаемый, здесь бордель! Когда эти женщины открывают рот, то виден асфальт!

– Фу, как грубо! – фыркнула Моника и бросила в Макса солонку. Тот увернулся.

– Хорошо, не асфальт. Ландыши и гиацинты! Вот эти картины на стенах, это похоже на оперу?

Бено улыбнулся.

– Дорогой друг. Я прекрасно отличаю вертеп от театра. Но я – Бенедект Фарнезе! В моих руках любой бордель станет театром! Короче. Завтра в десять, здесь же. Я принесу ноты. На сегодня достаточно, общение с идиотами быстро меня утомляет. Успешной вам работы!

Дирижёр был чем-то недоволен, хотя его даже не побили. Лишь только ушёл, Моника ударилась в воспоминания:

– А я в школьном хоре пела. Пока не залетела от завуча. Интересное было время!

* * *

Сострадательная Берта, хоть и выступала против постановки, выделила дирижёру комнату. Она вообще была сострадательным человеком. Покуда дело не касалось денег, конечно. Раз пьяный офицер стал лапать Герду как-то невежливо, особенно грубо. Девушка врезала кавалеру бутылкой. Офицер упал. Лёжа на полу, он вдруг засомневался, ухаживать ли ему дальше.

– Правильно, нахалов надо учить! – поддержала работницу Берта.

– Да! – крикнула Герда. – Пусть не думает, что за двадцать марок можно позволять себе грубости!

– Стоять! – скомандовала Берта. – Двадцать марок? Немедленно вернулась и попросила прощения у господина – кто он там? – майора! И сделала его счастливым! Через час зайду, проверю.

Герда в ответ фыркнула.

– Считаю до трёх, уже два, – сказала мамаша.

Танцовщица дёрнула плечиком, вздёрнула носик, скрестила ручки и сделала ещё десяток жестов, означающих крайнюю степень раздражения. Берта в ответ подбоченилась – и тем победила.

Девушка вернулась к пьяному майору. Улыбнулась дежурно, как кассир в гастрономе.

– Меня зовут Герда, в этот вечер я буду вашим ангелочком. Следуйте за мной. Можете ползком, если вам так удобней.

В другие, не связанные с деньгами моменты, Берта утверждала, что Герда ей как дочь. Показывала при этом руками довольно крупного младенца и всхлипывала.

* * *

Иногда Макс не выходил к началу программы. Зрители шумели, участники топтались в кулисах, шоу не начиналось. Берта говорила:

– Кажется, опять!

Дальше история развивалась по одному сценарию. Арнольд хватался за голову, бежал в комнату комика. Заставал того лежащим на диване, в халате, с картинно запрокинутой головой.

– О, нет, только не депрессия! – говорил администратор.

– Не шуми! Нельзя шуметь в комнате умирающего!

– А не хочешь ли пойти и умереть на сцене, при полном зале? Это ли не мечта артиста!

– Нет! Там я никому не нужен! Впрочем, как и здесь! – отвечал Макс.

Арнольд присаживался на край дивана и гладил ипохондрика по руке.

– Ну расскажи, что случилось.

– Мой талант меня покинул!

– Это невозможно!

– Вот задай тему для шутки!

– Венеция и гондольеры!

Даже ребёнок смог бы пошутить о гондольерах. Арнольд смотрел умирающему в рот, готовый хохотать и падать со стула. Но Макс лежал неподвижно, потом начинал рыдать вдруг, без предварительных даже всхлипов.

– Мой мозг мне не повинуется!

Комедиант зарывался в подушки, его плечи сотрясались. Арнольд гладил артиста теперь по спине.

– Такой большой мальчик, а плачет. Нехорошо!

Тут распахивалась дверь, заглядывала Берта.

– Ну?

Арнольд разводил руками:

– Сегодня его покинул талант!

– А в прошлый раз что было?

– В прошлый раз ретроградный Марс в Стрельце. И это не метафора.