где недавно смотрел «Айджамал». Войти он не решался. И если бы его спросили, что ему надо, он бы не смог ответить. В самом деле, к кому идти, о чем просить?

Но и отступать было не в его правилах. Он то прохаживался перед школой взад-вперед, то садился на скамейку, стоявшую неподалеку под пышнокронным карагачом.

Когда он, в который уже раз, приблизился к двери школы, из нее вышел мужчина, в очках, с аккуратной черной бородкой. Он остановился перед Алты, испытующе взглянул на него.

— Тебе что нужно, молодой человек?

Алты, смешавшись, опустил глаза.

— А я и сам не знаю…

— Занятный товарищ! Так-таки и не знаешь?

— Ну… есть одно дело…

— Какое же, если не секрет?

Алты бросил взгляд на мужчину:

— А ты кто будешь?

— Я завуч этой школы.

— Завуч… Это вроде сторожа, что ли?

Мужчина улыбнулся:

— Гм… Положим, что так.

Алты осмелел:

— Если ты сторож, верно, знаешь, к кому мне обратиться?

— А по какому вопросу, позволь узнать?

— Ну… я хочу в артисты.

— В артисты?

— Ага.

— Что ж, похвальное стремление. Но у нас не театральная школа.

— А я видел тут пьесу «Айджамал»!

— Так это художественная самодеятельность.

— Вот бы и мне заделаться… этим самым… деятельностью…

Мужчина пристальней вгляделся в пылающее лицо Алты.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— Ты закончил какую-нибудь школу?

— А как же! Ликбез.

— Ну ликбез — это не совсем то, что нужно. Это только первая ступенька к знаниям. Там тебя научили читать и писать. Этого мало.

— А что еще нужно?

— О! Многое.

Алты покраснел.

— Значит, я не гожусь в артисты?

Мужчина доброжелательно рассмеялся:

— Ну, пока неизвестно, на что ты годишься. Ты еще молод и полон энергии. У тебя все впереди. Но одно скажу: чтобы стать артистом, нужно сначала закончить театральную студию.

— А тут есть эта… устудия?

— Нет, студии, к сожалению, у нас пока не имеется.

По тому, как мужчина говорил, чувствовалось, что никакой он не сторож, скорее, учитель. И Алты без околичностей заявил:

— А ты ведь меня надул! Ты тут, видно, не сторожем, а муллой.

— Допустим.

— Тогда возьми меня в свою школу!

Мужчину что-то привлекало в этом горячем, наивном, открытом пареньке. Он сочувственно проговорил:

— Друг мой, тебе ведь уже семнадцать. А в школу поступают дети семи-восьми лет.

— Ну и что ж, что семнадцать! Раз надо учиться…

Мужчина прищелкнул пальцами:

— Как бы тебе объяснить… Тебе, наверно, приходилось чабанить? Так вот, как ты думаешь: можно ли к ягнятам подпустить взрослого барана?

Алты недоверчиво усмехнулся:

— Это какой же дурак станет так делать?

— Вот и ты среди малышей выглядел бы, как баран среди ягнят.

Алты потемнел лицом, понурился.

— Выходит, некуда мне податься.

— Ну-ну! Не вешай носа! — ободряюще сказал мужчина. — Ты можешь куда-нибудь устроиться, например в Ашхабаде. Наверняка там найдется для тебя что-нибудь подходящее.

— Правда? — обрадовался Алты.

— С какой стати мне тебя обманывать?

Алты схватил мужчину за руку, сильно потряс ее:

— Ой, спасибо… товарищ мулла! До свидания!

— Как? Ты спешишь проститься со мной?

— Я спешу в Ашхабад!

14

Завернув в красный платок кусок лепешки, Алты Карли отправился в Ашхабад.

Он шел пешком, в полном одиночестве, обходя стороной людные станции. Однако ему не было скучно, он и привык и любил оставаться один на один со степью. Ночами он спал на голой земле, подстелив под себя халат, а под голову подсунув папаху, смотрел в небо, на теплые звезды, умиротворенно прислушивался к степным шорохам, они его не настораживали, а убаюкивали.

Алты не знал, сколько километров он прошел, пока добрался до Ашхабада, но ему дважды довелось ночевать в степи.

Когда он наконец попал в Ашхабад, то в первые минуты растерялся. Он ошеломленно глядел вокруг широко раскрытыми глазами. По улицам сновали фаэтоны, куда-то спешили пешеходы. Юношу особенно поразили машины с кузовами, похожими на старые кибитки: машины фыркали, как верблюды, и глаза у них горели, словно у сказочных дэвов. Алты чудилось, что они вот-вот задавят его, он жался к стенам домов…

Город напоминал громадный муравейник: спешка, толкотня… Улицы, дома́ казались Алты одинаковыми, их трудно было отличить друг от друга. «И как только люди тут не заплутаются! — удивлялся он. — А сколько нужно хлеба для такой прорвы — не напасешься! Откуда его берут?»

Все здесь изумляло и подавляло Алты.

Он и не заметил, как солнце начало опускаться за крыши домов. И когда город окутали сумерки, Алты забеспокоился: где же ему найти ночлег? Знакомых в Ашхабаде у него не было. Он мог бы провести ночь за городом, на холмах, но боялся напороться на бандитов: по слухам, ими кишели окрестности Ашхабада. Пожалуй, лучше всего заночевать в песках Аннау [19].

Он стоял в замешательстве посреди тротуара. Один из прохожих, бедно одетый, заросший бородой человек, догадавшись, видно, что паренек в затруднении, спросил Алты:

— Ты что тут стоишь, братец?

— А что, нельзя?

— Да стой сколько влезет! — улыбнулся прохожий. — Просто мне показалось, что ты не знаешь, куда идти.

Алты вздохнул:

— Я и вправду не знаю. Никого у меня тут нет. Куда деваться?

— А ты не унывай! Пошли в Дом дайханина.

— Дом дайханина? А что это такое?

— Ну… это дом для дайхан, — невразумительно объяснил прохожий.

— А меня туда пустят?

— Кого ж еще тогда пускать? Там живут такие, как мы с тобой.

Алты окинул прохожего недоверчивым взглядом:

— А ты не врешь?

— Вот еще! — обиделся бородач.

— Ладно. Пошли.

Дом дайханина показался Алты настоящим раем. Там было все, что душе угодно: дешевые обеды, крепкий зеленый чай, чистая постель. На такой постели Алты спал впервые в жизни…

Прошло несколько дней. Надо было думать о работе и об учебе. А куда поступить? С кем посоветоваться?

У Алты уже завелись знакомые среди постояльцев Дома дайханина. Однажды один из них сказал:

— А знаешь, ведь здесь живет мулла Мурт.

— Мулла Мурт? Кто он такой?

— Ты читал когда-нибудь «Токмак»?[20] — вопросом на вопрос ответил собеседник.

Алты наморщил лоб:

— «Токмак»? Это такая толстая газета с картинками?

— Не газета — журнал.

— Журнал «Токмак»… Так это он у нас живет?

— Да нет же! В журнале часто печатается один поэт, он подписывается «Акя́л». Это, говорят, и есть мулла Мурт.

— Он учитель?

— Говорю же, поэт.

— Чем же тогда он может мне помочь?

— Ну… попроси его написать заявление. У него, говорят, легкая рука.

— Какое заявление?

— А я знаю? Когда туго приходится, всегда пишут куда-нибудь заявление. Да он тебе