– Действительно странно, – задумчиво протянула Лана, – совершенно на Иришку не похоже.

– Вот именно. Мы все, как оказалось, очень ошибались насчет нее, даже мать. Тамара Петровна, как только вошла с внуками в квартиру, немедленно позвонила дочери, но та уже телефон выключила. А часа через два прислала СМСку, в которой просила присмотреть за детьми до тех пор, пока все не устроится. Что устроится, где – никаких объяснений. Тесть с тещей пытались поговорить со мной, но у них не получилось. Я в этот момент направлялся в аэропорт Франкфурта, вполне возможно, что были перебои со связью. Короче, теперь и я был в шоке. Что делать, куда бежать? Хотел уже тебе звонить, но тут позвонил снизу консьерж, сказал, что ко мне почтальон пришел с заказным письмом. Я велел пустить, и мне принесли это.

Никишин тяжело поднялся с кресла, какой-то старческой, шаркающей походкой сходил в свой кабинет и принес оттуда довольно большой конверт. Видно было, что в нем лежит не только письмо, но и что-то еще.

Это «что-то еще» оказалось музыкальной открыткой. Большой открыткой с развеселым мамонтенком из известного мультика. И песня, которую пищала открытка при открывании, тоже была из этого мультика:

Пусть мама услышит, пусть мама придет,

Пусть мама меня непременно найдет!

Ведь так не бывает на свете,

Чтоб были потеряны дети!

Пропела открытка и заткнулась, глядя на присутствующих несколькими написанными Иришкиной рукой строчками:

«Милые мои лучики, Гошенька и Димочка! Что бы ни случилось в нашей жизни, что бы вам ни говорили обо мне, запомните, родные мои солнышки, одно – мама вас всегда любила, любит и будет любить больше жизни. Ради вас…»

Последние два слова были зачеркнуты.

– Это все, что было в конверте? – Неудержимо хотелось расплакаться, но было нельзя. Ощущение непоправимого сдавливало виски все сильнее, в глазах темнело, потому что дышать получалось все хуже.

– Разумеется, нет, – глухо проговорил Олег. – Там еще письмо было.

– И где же оно? – сколько ни заглядывай внутрь конверта, пустота, как особа последовательная в своих поступках, оставалась на месте.

– Я его порвал сгоряча, – Никишин с силой провел ладонями по лицу и откинулся на спинку кресла. – А обрывки выбросил. Потом пришлось мусор перебирать, чтобы восстановить. Для тестя с тещей, они, как и ты, отказывались верить, что их дочь оказалась дрянью.

– Я хочу видеть письмо.

– Оно у Иванцовых. Хочешь, съезди к ним. Но я, если желаешь, могу тебе воспроизвести, не дословно, конечно, сей образчик эпистолярного жанра, – лицо Никишина странно перекосилось, возможно, раньше это означало улыбку.

– Что значит – «если хочешь»?! А зачем же я, по-твоему, приехала?

– Есть варианты, – как-то гадко хмыкнул Олег. – Ну ладно, слушай. Короче, моя дражайшая супруга сжато и кратко сообщила мне, что встретила человека, которого полюбила по-настоящему. Меня она, оказывается, никогда не любила, а была искренне благодарна за то, что я увидел в жалкой уродине – это ее слова, не мои – женщину и подарил ей радость материнства. Но – сердцу не прикажешь. Она долго боролась со своим чувством, пыталась даже расстаться с хахалем, но у бедняжечки ничего не получилось. И тогда она решила разрубить проблему, как Македонский – гордиев узел. Просто отбросить прежнюю жизнь, словно ящерица – свой хвост, и начать отращивать новый. Хвост. И жизнь.

Черты лица сидящего напротив мужчины внезапно словно закаменели, глаза сузились, в них полыхнуло красным.

– И что, она так и уехала? – Лана не замечала этих перемен, занятая разглядыванием собственных дрожащих пальцев. – И больше ни единого звонка, даже детям?

– Утонула наша красотка в болоте страсти. – Губы Олега растянула неприятная ухмылка. – И тонкая материнская шкурка слезла с нее вместе с прыщами. Вы же, красотули, к материнству не очень расположены, верно? Вам нужен только качественный секс, без пеленок и памперсов в перспективе.

– Что ты мелешь вообще?! – от злости руки мгновенно перестали дрожать. – При чем тут красотули?

– Опять будешь лепетать, что не знала о «Свежей орхидее»? – саркастически приподнял бровь Олег.

– «Свежей орхидее»? – слегка обалдела Лана. – Но откуда…

– А-а-а, знаешь! Сама небось и подсунула своей подружке эту дорогущую хреновину! А я-то дурак, радовался за жену, глядя, как она расцветает! Прыщи, воспаления, экзема – все постепенно исчезло, кожа стала ровная и гладкая, Ирка просто сияла! Правда, как оказалось, сияла она совсем по другой причине! Трахалась со своим хахалем всласть, вот и порхала тут мотыльком, мадам Баттерфляй!

– Прекрати! Не смей! – Лана вскочила и, сжав кулачки, топнула ногой. – Как легко ты поверил в чушь, написанную женой! А если ее заставили это сделать?

– Зачем? – Никишин поднял на девушку тяжелый, переполненный мутной злобой взгляд. – Ради чего? Деньги?

– Хотя бы!

– Без моей подписи Ирина не может снимать крупные суммы. Так, по мелочи только, на булавки. Да она до сих пор ничего и не снимала, даже не пыталась. Упорхнула к трахателю практически в чем была, благородная наша!

– Тогда тем более ты должен ее найти и поговорить с глазу на глаз!

– Даже и не подумаю, – Олег медленно поднялся. – Унижаться перед бабьем я больше не буду. Вы не заслуживаете уважения, с вами надо, как со шлюхами, кем вы, собственно, и являетесь. Думаешь, не знаю, зачем ты сюда прискакала? О подружке разузнать? Да все ты о ней знаешь, сводня! А вот моего… не знаешь, а попробовать, вижу, хочется! Ничего, сейчас угощу!

Лана с ужасом смотрела на перекошенного от ненависти и нарастающей похоти самца, в которого так быстро превратился спокойный и уравновешенный Олег Никишин.

А тот вдруг резко, без замаха, ударил ее кулаком в живот.

Жуткая боль согнула девушку пополам, а в следующее мгновение она оказалась на полу.

На груди затрещал совсем не похожий на кевларовый бронежилет легкий джемпер.

Абсурдность, невозможность происходящего заменили на короткое мгновение общий наркоз, Лана словно выпала из дурнотной действительности. Но даже короткого, с воробьиный клюв, мгновения хватило ситуации на то, чтобы стать критической.

Ведь, какой бы сильной и гибкой ни была женщина, самец в большинстве случаев физически сильнее. А если совсем уж хилый мужичонка возжелает власти над женщиной, то ему понадобятся убедительные аргументы – нож там или еще что повнушительнее.

У Никишина ножа не было, но он, регулярно посещавший тренажерный зал, в дополнительных аргументах не нуждался. И Лана, вытолкнутая в действительность взбесившимся от бездействия хозяйки инстинктом самосохранения, ощутила себя хорошо зафиксированным пациентом. Ну, тем, который обычно в анестезии не нуждается.