А я в настроении?

Должно быть, она услышала мой недовольный вздох.

– Луиза!

– Да, миссис Хайлам, – ответила я, наблюдая, как Ли и его новая подруга скользнули в сарай.

Неожиданно письмо в кармане моего фартука стало тяжелым. Может, это подарок? Богатый отец. Возможно, я заслужила перемены и действительно могу уехать, чтобы начать новую жизнь где-нибудь далеко. И больше никогда сюда не возвращаться.

– И убери осколки чашки. Не хочу, чтобы кто-то порезался, пусть даже этот никчемный пес…

Я уставилась на разбитый фарфор, а она, задев меня плечом, поспешила в кухню. Лужайка опустела. Рабочие ушли. Где-то в пыльном закутке, согретом лучами солнца, спал Бартоломео. Его раскатистый храп был единственным звуком, который нарушал тишину двора.

Пролитый чай стек в щели между камнями и тоненьким ручейком устремился к моим ботинкам. Сделав шаг в сторону, я наблюдала, как он постепенно впитывается в землю. Моя рука опустилась в карман фартука и дотронулась до письма.

Разлитый чай, разбитые чашки… Я отказывалась верить в то, что в моей жизни не будет ничего лучше этого.

Амелия Кэнни оказалась худой девушкой с волосами цвета воронова крыла и маленькими бегающими карими глазками-бусинками. Будь ее черты более тонкими и мягкими, ее можно было бы назвать красивой. Но если представить, что ее лицо писал какой-то художник, то можно было подумать, что он торопился и в спешке нарисовал слишком большой нос и скошенный подбородок.

Амелия порхала от стола к столу, как одна из птиц мистера Морнингсайда, делая слишком много лишних, бессмысленных движений.

– Лотти вывихнула лодыжку и не смогла отправиться в путешествие, – сообщила мне Амелия, рассматривая увесистую шляпу, украшенную красными шелковыми цветами. Я поняла, что красный – это ее любимый цвет. Все ее вещи, включая дорогие сумки и легкое летнее патье, были темно-красными. – Глупая девчонка сказала, что не сможет ходить целый месяц. Месяц! Можешь себе представить такую роскошь? Да кто она такая? Обычная камеристка! Но не стоит удивляться: она всегда была ленива. – Амелия повернулась и уставилась на меня темными глазами. – Надеюсь, ты не будешь лениться, правда?

Это был вопрос, но ответ не требовался. В нем звучал приказ.

– Я очень трудолюбива, мисс.

– Как, ты сказала, тебя зовут? – Она продолжала крутить шляпу, пока бисер на полях не засверкал в солнечных лучах, проникавших сквозь грязные окна.

– Луиза.

– Луиза. А фамилия?

– Диттон, мисс, – ответила я, произнеся мисс с натянутой улыбкой. Я даже в какой-то мере позавидовала Лотти, которая, судя по всему, не была лентяйкой. Зато ей хватило сообразительности найти способ сбежать от этой жеманной зануды.

– Ты ирландка, – заметила она.

Мисс очевидность.

– Графство Уотерфорд, мисс.

Ее глаза зажглись, и на мгновение она похорошела.

– Моя семья родом из Дангарвена, но я не горю желанием вернуться в тот маленький убогий городишко. Знаешь, что мне вчера сказал отец Мэйсона? Он сказал: «Что может быть хорошего в городе, в названии которого есть слово «навоз»?[1] Ты поняла, Луиза? Он прав. Скоро я перееду в Лондон. Но ты, наверное, знаешь Дангарвен. Просто не верится, да? Что мы встретились так далеко от родных мест – и будучи из таких разных миров.

Я подумала о письме в кармане и вздрогнула. Если деньги так действуют на людей, то мне следовало сжечь послание.

– Удивительное совпадение, – выдавила я из себя. – Вы что-то еще хотели, мисс?

Она хотела, чтобы ей взбили подушки и поменяли постельное белье. Конечно же, она хотела, чтобы рисунок на нем обязательно был красным. Я уже успела распаковать ее дорожные сундуки и проветрить платье, которое она в тот вечер собиралась надеть к ужину. Впервые в жизни мои руки касались такого нежного гладкого шелка.

– Только… – Амелия подошла к окну и выглянула во двор.

Комната выходила окнами на север, и из нее была видна тайная тропинка, ведущая к роднику. Она жестом подозвала меня. Я послушно встала рядом и проследила за ее взглядом, направленным на лесную тропу. Деревья выглядели зловеще. На них еще не появились листья взамен опавших осенью. А те немногие, что остались на ветвях, были черными и засохшими. Я не помнила, чтобы лес вокруг родника был таким густым, но, возможно, я просто не смотрела на него из этого окна.

– Ты производишь впечатление смышленой девушки, – сказала Амелия, задумчиво подперев кулачком подбородок. – Лотти не хотела давать мне советы. Она считает, что служанке не подобает судить, как следует поступать тем, кто выше ее по положению, а как не следует. Но я думаю, что она просто туповатая.

Я все больше и больше восхищалась этой Лотти. Очень хотелось заявить, что я тоже недалекая, но мне было любопытно, за что Амелия оказалась в Холодном Чертополохе. Разумеется, то, что она богатая и у нее отвратительный характер, еще не преступление.

– Да, думаю, что я довольно-таки смышленая, – осторожно произнесла я.

Амелия вздохнула, наклонилась и прижалась лбом к окну. Она начертила пальцем сердце на стекле и задумчиво уставилась на лес.

– Как ты считаешь, Бог может простить грех, совершенный во имя настоящей любви?

Я моргнула и взглянула на нее.

С учетом того, где ты сейчас находишься, похоже, что нет.

– Думаю, это зависит от природы греха, – ответила я.

Амелия кивнула и закрыла глаза. Затем негромко произнесла:

– Ложь?

– Уверена, это прегрешение можно простить.

– Воровство? – спросила она.

– Воровство не такой уж страшный грех, – честно сказала я, вспомнив, что и сама подворовывала в этом доме. И тут же сообразила, что должна вести себя как камеристка, ведь хозяйке вряд ли захотелось бы, чтобы закоренелая воровка копалась в ее вещах. – Конечно, это плохо, но я… я думаю, что этот грех будет прощен, если на чашу весов была положена любовь.

Она снова кивнула и очень тихо – так тихо, что я с трудом расслышала, – прошептала:

– А убийство?

Наконец мы подобрались к главному.

Я уже собиралась что-то сказать, но Амелия подняла надушенную руку, заставив меня замолчать. У нее загорелись глаза. Сейчас на меня смотрел совершенно другой человек – не утонченная девушка, помешанная на шляпках и красных покрывалах, а жестокое существо, которое пережило и сделало столько же зла, сколько и я, а быть может, даже больше.

– Да, ты все верно расслышала, но я не стану это повторять. Уверена, что ты меня поймешь. Я не всегда была такой богатой, как сейчас. Мне пришлось испытать и голод, и нищету. Но я хотела, чтобы мой дорогой Мэйсон был со мной, и моя мечта сбылась. Больше всего на свете я желала покончить со своим ничтожным и ужасным существованием и жить в богатстве и комфорте со своим любимым.