Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ага, – машинально кивнул Карл. Что-то такое он помнил.
– Ну вот. Забирайте. А мне пора. Ещё раз прошу прощения за задержку.
Карлик отвесил поклон, повернулся и вразвалочку начал спускаться по ступенькам. Лифт не работал уже второй день. «Он её сюда один затащил?» – изумился Карл, вспомнив, что живет на девятнадцатом этаже.
Коробка действительно оказалась тяжелой. Внутри что-то перекатывалось и ударялось о стенки. Втащив посылку в комнату, Карл вернулся и закрыл дверь. Прежде чем возвращаться к коробке, прошёл на кухню, налил в стакан воды и попытался отдышаться.
Память упорно не желала возвращать его в прошлое. Четырнадцать с половиной лет назад Карлу было десять. Он жил в деревне, у дедушки Микки. Прекрасное время. Школа всего в паре дворов от дома, хорошие друзья, увлекательные истории, которые рассказывал дедушка. Это продолжалось года два, пока родители были в командировке. Затем они вернулись и забрали его в город. Там оказалось не в пример скучнее.
– Рождество! – вскричал Карл и едва не поперхнулся водой.
Четырнадцать с половиной лет назад было рождество. Он целый год вел себя хорошо, выполнял то, что говорят взрослые, прилежно учился, ни с кем не ругался – и ничего не получил. Совсем. Только странное письмо: «Упорно ищем. Ждите».
Вслед за этим воспоминанием пришло ещё одно. Карл прихватил нож и бросился к ящику. Дрожащими руками он пытался открыть долгожданную посылку. Наконец оторвал крышку, откинул её, заглянул внутрь и…
…и в тот вечер, когда маленький дракон догрызал остатки ящика, Карлу показалось, что он вернулся в прошлое. Сейчас дедушка Микки зажжет камин, усядется в своё любимое кресло и начнет рассказывать ещё одну историю.
Например, про мальчика, который дождался.
– Это? – она нахмурила аккуратные пушистые бровки и наклонилась поближе к мозолистым ладоням, в которых уютно свернулся калачиком звереныш. – Что, всамделишный?
В серых глазах, впервые за последние месяцы, сызнова светился неподдельный восторг, теплое, уютное изумление. Он успел не утонуть в них, но и не отдернуться панически. Просто напомнил себе: дверь все так же закрыта, за дверью потягивает швабский коньяк какой-нибудь ловокон с нафабренными усами… и вдруг понял, что не желает этого знать. Совсем. Вообще.
– Настоящий, – улыбнулся он ей, и рапунок сладко засопел, заерзал цветными копытцами.
– Не надо было, – сказала она, помявшись, – ну… он дорогой, наверное.
Самое дорогое из моего сердца в нем, промолчал мальчишка.
– Ничего, – покачал головой, – там их много, в горах-то. Сейчас что? Лето. Летом большие рапуны спят. Сны смотрят… а мелких там без счету.
– Маленький, наверное, – озаботилась она, и неприятная складочка скупости и бережливости отчертила милые губки. – Кормить трудно. Молоко, опять, вздорожало; да и не достать.
– Он не будет есть, – улыбнулся мальчишка шире, – разве что ты захочешь сама что-нибудь ему предложить. Совсем немного. Чтобы не дать ему мерзнуть от равнодушия.
Она подумала еще немного: подружки, коллеги, кого подразнить, перед кем хвастануть редкостью. И кивнула. Рапунок мягко скользнул в теплые славные ладошки, когда-то изучившие мальчишку вдоль и поперек. Когда-то – ласковые. Когда-то – домашние. Любимые – навсегда.
Он повернулся, сбежал по пролетам и выскочил из парадного, придерживая скатку и винтовку и путаясь в шинели. Он верил: хоть зернышко любви, оставшееся в сердце любимой, согреет рапунка, а когда смерть станет искать его на поле или в окопе, подтолкнет зверька, и тот примчится сквозь любую даль, чтобы вывести его из беды!
Он не знал, что однажды она проснется в ночи и сядет в постели, а наутро скажет: боже, эта изжога! – и не сразу увидит, что рапунок черен и бездыханен лежит на полке, и только две шестеренки откатились от него на запад.
Птенец явно вылетел из гнезда слишком рано, до того, как его крылья достаточно окрепли. Снова взлететь он даже не пытался – просто сидел на дороге и открывал клюв, привычно ожидая, что родители сунут туда что-нибудь съедобное. Однако родителей рядом с ним не было – как и деревьев, с которых эта птичка могла упасть. Лесопарк, в котором, возможно, находилось ее гнездо, был довольно далеко от дороги.
– Ну, и что мне с тобой делать? – спросил Роман, наклоняясь над птенцом. Найти в огромном парке гнездо, из которого он выпал, было нереально. И даже если бы Роман нашел его, сажать туда этого малыша было слишком рискованно – родители могли учуять запах человека и бросить всех птенцов.
Мужчина нагнулся и осторожно поднял птицу.
Дома он пролистал несколько орнитологических сайтов, но выяснить, что это за птенец и чем он питается, не удалось. Пришлось действовать наугад: он насыпал перед посаженным в коробку малышом разной крупы, накрошил хлеба и положил десяток дохлых мух, отклеенных с липкой бумажки. К его удивлению, птица склевала все. Роман усмехнулся – по крайней мере, проблем с кормлением питомца не будет. Хоть одна хорошая новость посреди наступившей в его жизни черной полосы!
На следующий день черная полоса как будто сменилась белой – неожиданно позвонила Вика:
– Знаешь, Ром, я хотела бы извиниться за ту ссору… Погорячилась тогда…
– Да ладно, ничего страшного! – удивленно отозвался мужчина. – Ты меня тоже извини.
Вика спросила, как у него дела, и вскоре разговор как-то сам собой перешел на воспоминания о тех временах, когда они были вместе. А под конец Роман спросил у девушки, нет ли у нее случайно ненужной клетки для птиц, и предложил снова встретиться.
Встретиться Вика согласилась, а вот клетки у нее не было, и Роман принялся обзванивать других знакомых. Один из бывших одноклассников сказал, что в детстве у него жил попугай, и пообещал поискать клетку.
– Кстати, Ром, – спросил он потом, – ты работу-то еще ищешь?
– Ищу, – вздохнул новоиспеченный любитель птиц. – Нет ничего…
– Слушай, у нас вроде как один менеджер увольняется – хочешь, поговорю с шефом насчет тебя?
– Спрашиваешь! Поговори, если можно! – даже подпрыгнул на стуле Роман, уже полгода перебивавшийся случайными подработками.
– Да не вопрос!
Его взяли на работу и сразу же выплатили приличный аванс – хватило и на самое необходимое, и на то, чтобы пригласить Вику в кафе. А через пару недель очередное свидание с девушкой продолжилось у Романа дома, и она увидела птицу, сидящую в клетке.
– Боже мой, какая красота! Кто это? – воскликнула Вика, но друг в ответ лишь пожал плечами:
– Понятия не имею, подобрал на прогулке. Скоро ее выпущу.
Он так и не понял, почему его подруга так восхитилась обычной на вид пичугой. Да и гуляющие в лесопарке люди, когда Роман принес туда подросшего питомца и подбросил его в воздух, тоже с восторгом смотрели, как птица улетает в ясное безоблачное небо. Должно быть, небо и деревья в тот день были очень красивыми, подумал Роман, мимолетно пожалев, что совсем не различает цветов.