ягоды. Во дворе упали первые градины, крупные, как яйцо, запрыгали по утоптанной до каменной твердости земле, попáдали в костер, выбивая из него искры и с шипением выстреливая струйками пара вперемешку с золой.

Гришик подбежал, схватил Елену за руку, потянул:

— Идем!

— Куда, Гришка?

— Идем, здесь нэ можно стоять.

— Беги под навес, Лена, здесь опасно, — сказал Арсен.

— А ты? Без тебя не пойду!

— Я тоже иду, пошли, Мушег.

А потом началось что-то невообразимое. Загрохотало, забарабанило по крыше, продавливая только что крашенное железо. Казалось, сейчас дом развалится. Упала срезанная ветка тутовника. Все как по команде взглянули на несколько десятков виноградных кустов, занимавших большую часть огорода. Взглянули и ужаснулись: тяжелые градины с глухим стуком обрушивались на лозу, в клочья рвали листья, ломали ветки, обрывали длинные кисти с крупными дозревающими ягодами. И через минуту там, где только что стояли кудрявые, в роскошной зелени листвы кусты, теперь торчали голые, уродливые, скрученные стволы, пугливо жавшиеся к серым бетонным подпоркам, словно запоздало защищаясь от яростных порывов поднявшегося ветра.

Спустя несколько минут двор вместе с огородом и садом из зеленого превратился в грязно-белесый: толстый слой града плотно улегся повсюду, заполнив собою все ямы, трещины, все неровности, застрял в развилках ветвей, на кустах…

Женщины, стоявшие тут же и наблюдавшие эту вспышку бешенства природы, запричитали было в голос, но на них прикрикнули мужчины. Только Елена молчала, растерянно озираясь вокруг, не понимая, что же тут происходит. Она смотрела на Арсена, который, глядя на небо, хриплым голосом произносил какие-то слова.

— Почему молчат? Почему они молчат?

— Кто молчит? — спросила Елена — Ты о чем, Арсен?

— Почему не стреляют?

— Кто? Кто должен стрелять? Арсен, родной, что с тобой? Успокойся же!

Елена вцепилась в руку мужа, не понимая, кто в кого должен стрелять и зачем.

— Да зенитки же!

— Какие зенитки? Ты о чем говоришь?!

К ней подошел Мушег.

— Вон там, за меловым холмом, расположены противоградные установки. Но они почему-то не стреляют.

— Нахлестались вина и дрыхнут, наверное, гады… — произнес Арсен. — Ладно, я пошел.

Елена снова вцепилась было в него:

— Куда?

— В канцелярию. Там, наверное, уже все собрались.

— Поешь хоть что-нибудь, ты же голодный, — сказала Арфик.

— Обойдусь, — отмахнулся Арсен и, прикрыв голову куском фанеры, припасенным для обмахивания углей под шашлыком, побежал к машине, крикнув на ходу:

— Обедайте без меня!

Он включил зажигание и выехал со двора. Градины гулко барабанили по натянутому тенту над головой, с хрустом раскалывались под колесами машины, словно круто сваренные яйца, разлетались в стороны, как камни, выпущенные из пращи.

Арсен смотрел на проплывающие мимо дома, огороды, деревья и недоумевал: сколько же времени продолжался этот проклятый град, что успел разорить село? Он вспомнил, как на его глазах гибли растерзанные кусты винограда во дворе и невольно съежился: если такое творилось и на совхозных виноградниках, то… Страшно было даже думать, что тогда будет.

Град, судя по очевидным признакам, шел полосой с северо-востока на юго-запад, круша все на своем пути: огороды, сады, раскалывая шифер и продавливая железо на крышах, разбивая оконные стекла в домах. «Если полоса широкая, — подумал Арсен, — то многие сегодня вдоволь наплачутся».

Последние градины еще падали во дворе дирекции, когда он остановил машину у подъезда. Быстро взбежал на второй этаж. В кабинете Габриела Балаяна собралось много людей — главный инженер, старший экономист, парторг, председатель сельсовета, бригадиры, механизаторы, заведующие фермами…

Арсен, на ходу кивнув им, прошел к директорскому столу.

— Почему они не стреляли? Вы туда звонили?

— Да звонил, звонил, — морщась, ответил Балаян. — Нельзя было стрелять.

— Почему? Что значит «нельзя было»?

Вместо директора ответил как всегда невозмутимый Рубен Григорян:

— В тот момент над селом пролетал какой-то пассажирский самолет.

— Какой самолет?

— Москва — Тегеран.

— Но здесь же трасса не проходит, откуда взяться самолету?

— Не знаю, мне так сказали… — вновь заговорил директор, вставая из-за стола.

— Сколько же времени этот самолет летал над нами? Не круги же он делал, черт возьми!

Директор горько усмехнулся.

— А сколько времени, по-твоему, продолжался град? Скажи ему, Рубен.

— Около восьми минут. Я засек случайно, у меня остановились часы, я прошел в столовую, чтобы посмотреть на настенные… было без двадцати семь. Хотел запустить свои, но в это время по крыше ударили первые градины и я забыл о часах. А когда град перестал, опять вернулся в столовую. Там было без двенадцати минут семь.

— Всего восемь минут? — Арсен растерянно покачал головой. — Я сейчас проезжал по улице. По огородам будто катком проехались. Ну да ладно… Что будем делать, Габриел Арутюнович?

— Честно говоря, не знаю. Ждал тебя, — смущенно отозвался директор. — Говори, что ты предлагаешь?

— Разбиться на группы и поехать по полям и виноградникам, выяснить, что погибло, что осталось, а что можно восстановить. Если урон слишком велик, надо думать об урожае не этого года, а будущего. Мы с Рубеном поедем по бригадам.

— Я еду с вами, — сказал директор, заметно приободренный деловым тоном агронома, быстро взявшего себя в руки.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Арсен вернулся в первом часу ночи. Вошел во двор, по привычке взглянул на верхние окна — свет в них не горел. Холодком кольнуло недоброе предчувствие: Елена никогда не ложилась, не дождавшись его.

Внизу, под навесом, на тахте сидел отец и курил.

— Ты что это не спишь, отец?

— Не спится.

— Мушег с детьми уехал?

— Давно. Ну что там с виноградниками? Что-нибудь осталось от них? — Он пододвинулся, давая место сыну.

Арсен сел, тоже достал сигарету и стал мять ее в руках.

— Да, все осталось, ничего не тронул. Прошел над самым селом, побил огороды, правда, крепко побил.

— Да черт с ними, с огородами! Главное, чтобы совхозные виноградники уцелели.

— Они-то как раз уцелели, только у дубовой рощи краешком зацепило. Это мелочь. — Арсен склонился было к отцовской руке, чтобы прикурить, но остановился, принюхался — из дому тянуло сердечными каплями. — С кем это плохо? Не с матерью?

Мисак досадливо махнул единственной рукой:

— Да с Ануш… будь она неладна…

— Что так? — Тон отца насторожил его. — Говори, отец, что у вас тут случилось?

Мисак покашлял в кулак.

— Да как тебе сказать… Старуха вроде как совсем спятила…

— Ну а точнее? Ты не тяни, рассказывай, я ведь все равно допытаюсь, уж лучше ты.

Старик еще раз прокашлялся и неохотно рассказал о том, что произошло.

…После ухода Арсена Мисак велел женщинам убрать со стола, не до еды стало.

— А мясо уберите в холодильник.

— Не работает холодильник, — ответила Марьям, — свет отключили.