Фотосессия, где мне не нравилось, как я одет

Дорога нас всегда зовёт

Муминьш с банджо в Елгаве недалеко от своего дома

Поздравляем всех, как и каждый год – с Новым годом и Рождеством!

Каспарс Рога:

Ближе всего к смерти я был в Африке, когда просто глотнул воды не из той бутылки и подхватил кишечного паразита по имени Шистосома Мансона. Этот гад изъедает тебя изнутри, дырявит насквозь всю пищеварительную систему, кишечник, все органы. Ты сутками не выходишь из туалета, из тебя хлещет кровь, но поскольку нормальный мужик всегда сам себе доктор, первое время всё село спокойно лечило меня от малярии. Я раз пять уже болел малярией, это не так уж страшно, если есть лекарства. Но когда я потерял 10 килограммов, превратился в мумию и уже не мог подняться, мы сообразили, что это ненормально. Повезло, что в Сьерра-Леоне была клиника, где работали русские доктора с постсоветского пространства: сейчас она уже закрыта. Доктор дунул в какую-то старую склянку на столе и велел мне сдать анализы. Вернувшись с результатами, он сказал: «Ну, мужичок, повезло тебе! Еще два дня – и был бы кирдык». Он выписал мне какие-то таблетки и велел погулять по берегу океана. Через неделю мне стало гораздо лучше, и я полетел в Ригу. Но я рано радовался.

Дома я проснулся часа в 4 утра и сразу понял, что я умираю. Это ни с чем не спутаешь – жуткий холод и орут все инстинкты, как сигнализация. Я примчался в больницу, меня сразу на стол – это было воспаление аппендицита, привет от паразита. После операции доктор сказал: «Я такого никогда не видел. У тебя все кишки в рубцовой ткани. Паразит их основательно пожрал, и они срослись, как черепаший панцирь».

Меня очень трудно напугать, я в разных ситуациях бывал, где рядом смерть. Ещё в детстве, маленьким, я тонул. Мои старшие сестры плавали, отец был на берегу, а я бегал по пирсу и упал в воду. Помню это как сейчас – когда ты ещё не умеешь плавать, ты не закрываешь глаза в воде. Я смотрю вокруг и вижу прямо перед своим лицом огромные пузыри: они идут вверх, а я вниз. Я коснулся дна, оттолкнулся, и вскоре второй раз стал опускаться, воздуха уже не хватало… Тут меня отцовская рука схватила и вжик – вытащила.

Помню, мы были с Айей на корабле, который горел – дым, сирены, пожарные бегут. Повезло, что это было уже в порту, а не в открытом море. Однажды я ехал в поезде, он резко затормозил, и вскоре из передних вагонов появились люди с разбитыми лицами. «Ну, подрались опять», – думаю я. А оказалось, что из-за морозов рельсы разошлись, и локомотив на полметра врылся в землю. Ещё помню, в юности мы как-то раз ехали из ночного клуба на «Оке», в этой капсуле смерти, я впереди, за рулем девушка, а сзади ещё один пацан. И тут девушка увидела своего бывшего парня с другой девчонкой, её переклинило, и она помчалась за ними. Мы гнали на полной скорости, врезались в зад той машины, пролетали под красный. Весело, все пьяные, но я всё же понял, к чему это идёт, и уперся обеими ногами в переднюю панель. И тут же мы на полном ходу врезаемся в бетонный столб. У парня, что сидел сзади, порван подбородок – во время удара его подкинуло до лобового стекла и обратно. У ревнивицы выкручена нога. А у меня ни царапины. С тех пор я всегда пристёгиваюсь.

Меня спасает сильная интуиция, если что не так, я энергетически это чувствую и стараюсь выйти из ситуации. Я не знаю, чувствовал ли Муминьш, что есть опасность, но за год до трагедии он заболел. Он был душой BrainStorm, впитывал всё, что происходит, но не делился, не выпускал обратно. Это его и погубило. Синдром выгорания – о нём в те времена почти не знали.

Врачи выписывали ему мощные антидепрессанты и седативные препараты, предлагали лечь в клинику. Мы – дерзкий коллектив, отпускали саркастические шуточки, но в какой-то момент осознали, что ему нужен серьёзный отдых. Мы купили Муминьшу и его любимой девушке Карине билеты на Канарские острова, и вдруг Антон Корбайн соглашается на нашу первую фотосессию, ровно в даты путёвки. Муминьш решил, что никуда не поедет, такую возможность для группы упускать нельзя, он себе не простит. Я думаю, это был ключевой момент, когда судьба могла повернуться по-другому.

В гроб мы положили ему лимон с зубочистками – это Пуки пай. Странный образ, его последняя шутка, мы очень хохотали тогда над ней. Лимонный ёж. Он вообще был довольно забавный, наш Муминьш. Однажды заснул в кресле с сигаретой между ног, она прожгла глубокую дыру, но, слава богу, пожара не случилось. В другой раз, ещё в школе, заснул на батарее и всю задницу себе спалил. Мог свои очки, без которых ничего не видел, потерять прямо где стоит, а мог кувырнуться с лодки в речку и вынырнуть с очками на носу.

Похорон у меня случалось много в жизни, и у меня нет никаких эмоций от них. Я склоняюсь к тому, что тело – это просто оболочка, одежда, самой сущности там нет. Я уже своим всем сказал, чтобы меня кремировали, мне не важны ритуалы, я не хочу занимать землю. Пусть я останусь в воспоминаниях, а остальное неважно. Я на кладбища не ездок. Этот мир для живых – у мёртвых свой мир. Чем меньше мы пересекаемся, тем лучше. Если человек уходит трагически и внезапно, его сущность может долго мотаться между мирами, потому что его время ещё не пришло. Но это всё гипотезы – а так мне очень интересно будет увидеть, что же произойдёт на самом деле, когда я свои копыта отброшу. Вот у Мэджика есть версия, что, когда ты умираешь, твоя лампочка выкручивается и всё. Но я не согласен. Я верю в закон сохранения энергии, поэтому после смерти мы переходим в другое состояние, как вода, но не исчезает совсем.

Антон Корбайн поймал меня за сценой концерта в Межапарке. Это было большое событие для BrainStorm. Мы первая группа в Латвии, которая собрала стадион… волнение в тот день зашкаливало

Продюсер наших синглов Алекс Сильва держит в руках платиновый диск альбома, где есть песня «Выходные» и ещё несколько хитов. Мы встретились в Берлине и специально привезли ему эту награду