Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О! Шотландская шляпа! Я в то время в ней ходил постоянно и даже на сцене за барабанами сидел. У меня ещё был пиджак шотландский – в такой форме я достаточно долго выступал
Очень грустная и одновременно легендарная фотография. Кадр поймал Антон Корбайн, который вместе с нами был на выступлении группы Мумий Тролль в Юрмале. Это последняя фотография, где с нами Муминьш… после этого концерта он попал в автокатастрофу
Марис Михельсонс:
Я помню, как мы с BrainStorm ехали однажды на автобусе из Риги в Таллин – раннее утро, темно, зима. Трасса шла на искусственном возвышении через поле – огромное пустое пространство, холод и сильный ветер. На длинном повороте водитель пошёл на обгон, выскочил на встречку, и тут я понимаю, что он потерял управление. Автобус стало мотать и закручивать. Это асфальтовая дорога, гололёд, а с обеих сторон глубокие канавы: если машина туда опрокинется – покатится колбаской, всем конец. Но в тот момент ты уже ничего не можешь сделать. Я подумал – ну, всё. В голове промелькнул сразу самый страшный сценарий. Помню, это было леденящее странное чувство – ты просто сидишь и ждёшь, что будет с тобой, ты понимаешь, что сейчас твоя жизнь может закончиться, но ты совершенно бессилен что-либо изменить. Встречная машина, дерево, овраг, пожар – произойти может всё, что угодно, ты не в состоянии вмешаться. Время тянулось неестественно медленно, но на самом деле прошло всего несколько секунд. Как сказал Мэджик: «Я просто чихнул – а когда открыл глаза, уже стоял ногами на боковом стекле». Автобус упал на левый бок, проскользил ещё пару метров и затормозил о снег. Мы все повалились в кучу, больше всех досталось Муминьшу – он сидел у окна. Я приземлился на него, кто-то, кажется, на меня… Рога единственный был пристегнут, и повис, невредимый, на ремнях, как парашютист. Нам очень повезло тогда, ещё пара метров – и автобус упал бы в котлован с бетонными кольцами. Мы вылезли через заднюю дверь, как-то добрались с пересадками до пункта назначения – крошечного финского островка с маяком, где мы и сняли клип «Waterfall». А могли бы и не снять, получается. Это всегда рулетка.
Надо понимать, что как бы ты ни распланировал свою жизнь, у неё всё равно могут возникнуть свои планы. Невозможно всё предугадать, всегда будет нечто, что нам неподвластно.
С возрастом ты понимаешь, что злиться на это бессмысленно. Непросто переступить своё внутреннее эго, но надо. Отчетливо помню, как впервые я это осознал – Ренарс тогда попал в больницу с пневмонией, и нам пришлось первый раз отменить концерт BrainStorm.
Я помню момент, когда Мэджик мне позвонил и сказал, что Муминьш погиб. Из меня прямо вырвалось: «Мэджик, не пи*ди!» Я вообще редко ругаюсь, и понимал, что такими вещами не шутят, но это была защитная реакция. В тот миг я осознал – всё, друг пропал. Первая мысль была о том, как же ему было больно и страшно, как это всё нелепо, несправедливо, рано. Потом я подумал про его родителей – какой это ужас, терять своего ребёнка…
Помню, как лет в 16 мы все зависали на квартире Муминьша: он первым из нас стал жить отдельно, а его мама работала в кулинарии и каждое утро приносила нам всем какую-то еду: «Гундаринш, ребятки, вот, покушайте!» И тут я задумался о нашей группе, об этом живом организме, сможет ли он выжить после такого ранения.
Муминьш и я учились на одном курсе в Сельскохозяйственном университете, и поскольку он ещё раз в пять стеснительней меня, я помню, как на экзамене он не мог сказать ни слова – пил воду, наливал, проливал, потел, краснел, мычал – хотя очень хорошо был готов и всё знал! Просто такой человек, сложно ему было общаться.
Его смерть научила меня быть внимательней к близким. Мы ведь замечали, что с человеком непорядок, но всегда сложно найти эту грань, где вмешаться, а где нет. Да, ему нельзя было управлять автомобилем, и, конечно, мы могли бы силой вытащить его из машины, когда видели, что он садится за руль – но, с другой стороны, это дикость, он взрослый человек. У меня нет правильного ответа. Я допускаю, что это могло быть самоубийство, но я бы не хотел, чтобы это было так.
Одна из наших первых съемок с Антоном Корбайном в Риге. Мы поехали кататься на картинг, и Антон придумал сделать такую фотографию в шлемах
Судя по панамке Муминьша, мы едем из Польши, куда часто приезжали для участия в разных эфирах, концертах и съёмках. Дорога весёлая, всё у нас хорошо;)
Это начало BrainStorm, у Мэджика футболка с обложкой нашего первого альбома «Vairāk nekā skaļi». Кажется, это наше выступление на корабле, который плыл по маршруту Рига-Швеция. 1992–1993 г.
Юрмала. Утро. Я после пробежки. У Алдиса в руках конверт. Полная готовность двинуться дальше на следующий концерт
Через пять дней наш первый стадионный концертов Риге (стадион Skonto) в рамках тура «Day before tomorrow», 2003 года
Ренарс Кауперс:
В 33 года я переживал очень трудный период своей жизни. Была изнурительная запись альбома «Шаг», затем тур по Сибири на автобусе – мы тогда ещё не могли позволить себе самолёт. В сутках было всего несколько часов света, остальное – темнота, холод и монотонность. Я загнал себя, перешёл какую-то грань, и организм просто стал отключаться от реальности. Мне было трудно читать, буквы прыгали перед глазами, телевизор казался невыносимо ярким, я не мог удержать взгляд на одном предмете. Внутри росла беспрерывная тревога, я каждое утро с ней просыпался и не мог понять, отчего она. Позже я узнал, что такое состояние называется вегето-сосудистая дистония. При этом со стороны это почти незаметно – я говорил потом с женой, она сказала, что я не сильно изменился в то время. Но чувствовал я себя ужасно, и когда пытался с кем-то поделиться, слышал в ответ: «Да что такое, всё нормально с тобой! Руки-ноги на месте, температуры нет, не выдумывай!» А мне казалось, что жизнь кончилась, никто мне не поможет.