— Простите за вторжение, Надежда Леопольдовна, — учтиво вымолвил Турецкий. — Позвольте с вами поговорить. Десять минут. Вы понимаете, чем вызван визит.

Дама внимательно смотрела ему в глаза. Она была умна, сообразительна — во всяком случае, настолько, чтобы не делать из своей реакции шоу. Покладисто кивнула.

— Хорошо. Повторение — мать учения, господин следователь? Впрочем, ваше лицо мне незнакомо. Вы не обидитесь, если я не буду приглашать вас в квартиру?

— Нисколько, — широко улыбнулся Турецкий. — Поговорим, не сходя с этого места.

— Родик, будь ласков, подожди меня, пожалуйста, на кухне, — елейным голоском попросила дама. Молодой человек с готовностью кивнул и собрался умчаться.

— О, только не это, Надежда Леопольдовна, — воспротивился Турецкий. — Можно, Родик останется с нами? Он ведь умеет разговаривать?

— Родик, останься, — приказала дама. От внимания не укрылось, как исказилось на мгновение в ухмылке ее лицо. Молодой человек неумело развернулся через левое плечо и застыл в нерешительности.

— Хорошо, Надюша, — пробормотал он, — как скажешь, дорогая…

— Родик — это Родион? — уточнил на всякий случай Турецкий.

— Родион, — сказала женщина, хотя вопрос предназначался не ей. — Не ищите здесь топор, вы его не найдете, Родион по другой части.

Турецкий засмеялся.

— Замечательно. К вопросу о вашем пропавшем соседе, Надежда Леопольдовна…

Увы, прописанная в квартире гражданка, а также состоящий у нее в услужении гражданин не имеют ничего добавить к уже сказанному. У госпожи Харецкой серьезный бизнес, проблем хватает, и омрачать свое существование еще одной проблемой ей совершенно ни к чему. То есть погоревшего на организации преступной деятельности майора Поличного она не укрывала. А если и укрыла — как она, скажите на милость, от него избавилась? О, мужчина, вы прекрасно сложены, вот только рука у вас немного торчит из чемодана — так, что ли? Бизнес переживает не лучшие времена, на работе приходится пропадать почти каждый день, зарплату выдавать нечем, поставщики подводят, вздувают цены — она уже осипла им что-то доказывать и объяснять. В ближайшее время, судя по всему, придется закрывать несколько магазинов, а это катастрофа. Хорошо хоть дома все в порядке. Родик покупает продукты, моет полы, следит за сохранностью имущества (при этом сожитель, вместо того чтобы смутиться, гордо подбоченился). Да, она понимает, что живет в перевернутом мире, что добытчики и хранители очага — это несколько другое. Размываются грани между полами, ответственность, гордость, самолюбие — понятия из другого измерения (Родик скорбно вздохнул), но… господам милиционерам, вообще, есть до этого дело? Родик проживает у нее под боком примерно три месяца, а предыдущие… Дама подумала и горько пошутила: «А предыдущих не удалось опознать». Был когда-то муж, но с этим покончено. Это нормально, не будь плохого, как бы мы понимали хорошее? С соседями по подъезду они практически не общаются, разве это нонсенс в наше время? Прошмыгнул в свою крепость и сидишь, довольный. Впрочем, особо неприятельских чувств к жильцам со второго этажа Надежда Леопольдовна не испытывала, здоровалась с супругом Инны Осиповны, а однажды он даже подвез ее до дома с проспекта Биологов. Сломалась машина, она прыгала у раскрытого капота, он остановился, сунул нос в двигатель, признался, что ничего в этом не понимает, предложил телефон не слишком грабительского автосервиса и довез до дома. В машине вел себя прилично, шутил, рассказал пару милицейских анекдотов. В принципе, если отвлечься, мужчина интересный, и на физиономии у него не написано, что он оборотень. Ну да бог с ним. В последний раз она его видела… Дама изобразила задумчивость. Нет, она не помнит. Накануне исчезновения точно не видела. С ответом затрудняется. Голова забита другими вещами.

— А вы, Родион? — поворотился к сожителю Турецкий.

Молодой человек вздрогнул, покраснел.

— Ой, я тоже не помню, — он глянул на Харецкую из-под длинных ресниц. Та украдкой кивнула, давая «высочайшее» соизволение. — Нет, я, правда, не помню…

Турецкий покосился на милиционера, который привалился к стенке и широко зевал. «Не хочу ли я сделать что-нибудь глупое?» — подумал Турецкий. Очень хотелось. Но лучше повременить.

— Вы когда-нибудь разговаривали с Поличным?

Молодой человек облизнул губы, словно на него уже цепляли зажимы, подведенные к высоковольтной сети.

— Да, кажется, пару месяцев назад… я поднимался с покупками, а он выходил из своей квартиры, строго так посмотрел на меня, спросил, к кому я пришел. Я сказал, что живу теперь в седьмой квартире… ну, мол, снимаю комнату у Надежды Леопольдовны. Он засмеялся, хотя ничего смешного не было. — Каневич поморщился, воспоминания явно не тешили. Больше ничего не сказал, мы расстались…

«Потрясающая информация», — думал Турецкий. Он обуздал охватившие его чувства, продолжая задавать вопросы. Дама смотрела на него с любопытством, причем настолько выпуклым, что забеспокоился даже Каневич, стал покашливать, делать жалобное лицо, переминаться с ноги на ногу. «А может, плюнуть на все? — пронеслась идиотская мысль. — Вышвырнуть Каневича, «снять» у деловой женщины комнату, мыть полы, кормить рыбок, жарить котлеты, смотреть сериалы для домохозяек…»

Он засмеялся, представив себя в этой роли. Очнулся милиционер, едва не провалившийся в соседнюю квартиру, завертел головой, отыскивая источник беспокойства. Улыбнулась понятливой улыбочкой Харецкая. Закашлялся Каневич.

— Последний вопрос, уважаемые. Не могу обойти его стороной…

В воскресенье 14 июня Надежда Леопольдовна на работу не ходила. Сил не было, вымоталась за неделю. Проснулась в десять утра, проверила наличие под боком своей «резиновой игрушки». Каневич проснулся, но ей было не до забав. Тело ватное, делать ничего не хотелось. Перевернулась на другой бок. Потом опять включилась. Каневич гремел на кухне, готовя завтрак. Она еще крикнула ему, чтобы потише гремел, укрылась подушкой. Потом проснулась, побрела на кухню. Каневича там не было, а в ванной журчала вода — «резиновая игрушка» принимала душ. Пришлось сидеть, ждать, пока он там соблюдет свою гигиену. В котором часу это было? Она понятия не имеет, около одиннадцати. Он вышел, извинился, что заставил себя ждать, а буквально через несколько минут в дверь позвонили, представились милицией, потребовали открыть, началась эта возмутительная воскресная катавасия, которая, если честно, Надежду Леопольдовну весьма порадовала…

— Что именно вас порадовало?

— Не так выразилась, — улыбнулась Харецкая, свысока посмотрев на милиционера, — но милиция в тот день развила такую бурную деятельность… Носились по дому, кричали, вырывали граждан из кроватей. Знаете, в прошлом году в одном из моих магазинов случилось ограбление. Влетели двое в масках, перепугали до икоты девочек, распотрошили кассу, присвоили целых три тысячи рублей! Обчистили кошельки продавщиц, сняли с одной сережки и убежали. Кнопка экстренного вызова милиции в тот день не работала — нам потом объяснили, что были профилактические работы. Пришлось вызывать обычный наряд. Вы бы видели, какие недовольные они приехали. Еле живые, зевали, спали на ходу, слонялись по магазину сонными мухами. Полчаса составляли протокол, вместо того чтобы принимать экстренные меры, поинтересовались, не нашли ли мы очевидцев происшедшего? Представляете — мы должны искать очевидцев происшедшего. Ей-богу, нам стало жалко этих парней — оторвали от службы, заставили приехать по пустяку, требуют чего-то невероятного…