– Я не облизывала твои пальцы.

Я крепко обнимаю ее за талию, а ее руки соскальзывают с моих плеч на грудь. Мне кажется, так она пытается сохранить дистанцию между нами, но мне приятно от ее прикосновений. Все-таки мои мышцы на груди – это один из моих козырей.

– Тогда что, скажи на милость, ты пыталась сделать?

Она на мгновение задумывается, затем в уголках ее губ вновь мелькает улыбка, как будто она вспомнила что-то забавное.

– Мы с младшими в семье так делали. Когда кто-то из нас закрывал другому рот рукой, стараясь заткнуть, мы просто облизывали его руку, и он тут же убирал ее. – На этих словах Ноэль морщит свой хитрый носик. –  Если подумать, это как-то мерзко.

Я усмехаюсь.

– Сколько у тебя братьев и сестер?

Этот вопрос вызывает у нее искреннюю, светлую улыбку.

Надо запомнить: ей нравится говорить о семье.

– У меня их трое.

– Дай угадаю, ты старшая?

Она колеблется, прикусив нижнюю губу.

– Как ты догадался?

Я усмехаюсь и кружу ее в танце, когда музыка становится громче.

– У тебя это на лбу написано. Целеустремленная, ответственная, серьезная, но при этом со скверным характером.

– Совсем не скверный. – Ноэль понижает голос и переходит на шепот. – Нормальный у меня характер.

Судя по лицу, Ноэль на меня обиделась.

– Не волнуйся, ангел, – шепчу я в ответ. – Я люблю плохих девочек.

– Ну ты и свинья, – говорит она, все еще раздраженная, и снова пытается оттолкнуться от меня. С тяжелым вздохом Ноэль меняет тему. –  А сколько у тебя братьев и сестер?

– Одна, – отвечаю я, притягивая ее поближе к себе, пока она отвлекается. От Ноэль исходит пьянящий запах, чуть более пряный, чем обычно. На этот раз она пахнет не как сахарное печенье, а как булочка с корицей.

– И дай угадаю, – копирует она слова, которые я ей сказал. – Ты младший капризный сын.

Я запрокидываю голову назад, и прямо из груди у меня вырывается громкий смех, привлекающий внимание окружающих.

– Вообще-то я старший.

– Быть не может.

Я медленно качаю головой из стороны в сторону.

– У меня есть сводная сестра, которая намного младше меня. Большую часть своей жизни я был единственным ребенком.

– Ого. – Ноэль кажется удивленной. – Насколько младше?

– Намного.

– Моей младшей сестре всего пятнадцать лет. Разница в возрасте может ощущаться странно, но в то же время это забавно.

Я улыбаюсь, наслаждаясь тем, что она рассказывает о своей семье.

– Рути три года.

Ноэль удивленно вздыхает.

– Три?

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не ухмыльнуться, глядя на ее шокированное выражение лица.

– Девушка моего отца намного моложе его.

– Боже мой. Она, наверное, одного возраста с тобой.

– Она моложе.

Светлые брови Ноэль вновь приподнимаются:

– И каково это? Странно, наверное.

Я пожимаю плечами, вернув себе самообладание. Маску самодовольного пофигиста. Да, мой отец завел новую семью. Он бросил нас с матерью, чтобы встречаться с девушками вдвое моложе себя. Ничего особенного.

– Раньше было странновато, но теперь нет, – вру я. – Это весело – иметь младшую сестру, которую можно баловать. – Не буду врать, я действительно люблю баловать Рути.

Взгляд Ноэль становится мягче, но не от сочувствия, а, возможно, от любопытства.

Теперь, когда мы поддерживаем нормальный разговор, мне хочется говорить еще больше.

– Я всегда хотел брата. Думаю, это было бы здорово. Было бы с кем играть в хоккей.

– Девочки тоже могут играть в хоккей, – утверждает она. – Может быть, Рути когда-нибудь будет играть в хоккей.

Я ухмыляюсь при мысли о Рути с ее упругими каштановыми кудряшками в хоккейном шлеме и маленьких хоккейных коньках. Интересно, познакомятся ли они когда-нибудь с Ноэль.

Музыка затихает, и я неохотно позволяю девушке выскользнуть из моих объятий.

Я провожаю Ноэль обратно к столику и выдвигаю для нее стул.

– Простите, дамы. Но сейчас я нужен для аукциона.

Ноэль смущенно смотрит на меня, нахмурившись, но бабушка машет мне рукой и говорит:

– Повеселитесь там!

Глава 6

Ноэль

Теперь, когда одеколон Колби не помутняет мой разум, я снова могу сосредоточиться. В конце концов, парфюм – это так типично, как я могу повестись на такое? Я напоминаю себе, что одеколон – это не моя слабость. Я предпочитаю мужчин, которые пахнут книгами. Как, например, Декстер Хоторн.

Я вздыхаю.

Или как кто-то, кто недавно сражался в битве с Сауроном. Я была бы впечатлена, будь это аромат с нотками волшебства. Это я могу понять. Но уж точно не простой одеколон, разлитый по бутылочкам и проданный за заоблачные деньги.

Бабуля похлопывает по моему плечу, выводя меня из ступора.

– Дорогая, аукцион начинается. Ты приготовила свой номер?

Наклонившись над стулом, я достаю свой клатч и кладу его себе на колени. Я вынимаю маленькую табличку с номером, которую я получила, когда регистрировалась на мероприятие, и приподнимаю ее, чтобы ей было видно.

– Поняла. – Она кладет свой номер на стол и осторожно касается моей руки, утягивая ее вниз. – Осторожно, кто-нибудь может подумать, что ты делаешь ставку.

Я усмехаюсь.

– И правда.

На сцену падает свет прожекторов, звучит приятная энергичная музыка, и на сцену выходит ведущий сегодняшнего вечера.

– Дамы и господа, меня зовут доктор Леман, и я президент Детской больницы округа Колумбия. От имени всего нашего персонала, семей и детей, которым помогут ваши пожертвования, я искренне благодарю вас за то, что вы здесь, а также за вашу щедрость.

Зал аплодирует, даже дети за отдельным столиком хлопают и улыбаются.

– Что ж, давайте приступим к веселью. Наш первый лот – это оплаченный отпуск в роскошном спа-салоне и винодельне в долине Напа. Ставка начинается с одной тысячи долларов.

– О-о-о, – довольно протягивает бабушка, глядя на меня с приподнятыми бровями, а затем поднимает табличку над головой.

– Тысяча долларов от человека под номером одиннадцать, – говорит доктор Леман в микрофон, а затем бросает взгляд на другой конец комнаты и заявляет: – Тысяча сто.

Его взгляд снова устремляется к другому столику.

– Тысяча двести!

Торги продолжаются, и бабуля ухмыляется.

– Ничего страшного, я чувствую, что по ходу вечера найдется что-нибудь получше.

– Наверное, они приберегли хорошие вещи напоследок, – шепчу я ей. – Мне нужно выиграть что-нибудь хорошее для Арлингтонского университета.

Бабушка похлопывает меня по плечу свободной рукой.

– Мы обе уйдем с чем-то хорошим. Я это чувствую.

Мы с бабушкой ждем, пока на аукцион выставляют несколько путевок, скоростной катер и несколько произведений искусства. Наконец, на торги выносят картину одного из современных американских художников: пестрое поле, полное бизонов, и ярко-голубое небо. Она идеально впишется в корпус