После этого профессор Диксон пригласил Ройан и ее мать на обед. Он был в восторге от успеха Ройан и заказал самую дорогую бутылку кларета в карте вин, чтобы отметить такое радостное для него событие. Диксон даже немного огорчился, когда Ройан отказалась от бокала.

— Боже мой, я совсем забыл, что вы — мусульманка, — извинился профессор.

— Копт, — поправила его она. — И дело тут не в религии, мне просто не нравится вкус.

— Не беспокойтесь, — утешила его Джорджина. — У меня нет такой склонности к мазохизму, как у моей дочери. Должно быть, она унаследовала ее от отца. Я помогу вам справиться с этим прекрасным вином.

После выпитого кларета профессор стал благодушен и развлекал женщин историями об археологических находках, сделанных им за долгие годы. Когда принесли кофе, он снова повернулся к Ройан.

— Боже мой, я забыл сказать, что устроил для вас посещение музея в «Куэнтон-Парке» на следующей неделе. Любой день во второй половине. Только позвоните заранее миссис Стрит, и она вас встретит и впустит внутрь. Это личный помощник Николаса.

Ройан запомнила дорогу к «Куэнтон-Парку» с тех пор, как ездила с Джорджиной на охоту. Но на сей раз она оказалась за рулем «лендровера» одна. Массивные железные ворота в поместье украшало искусное литье. За ними дорога разделялась, и несколько указателей сообщали: «Куэнтон-Парк. Частная собственность», «Администрация поместья» и «Музей».

Дорога к музею вела через олений заповедник, где стада коричневато-желтых оленей паслись под облетевшими дубами. Сквозь туман виднелись очертания большого дома. Согласно путеводителю, врученному ей профессором, дом был построен сэром Кристофером Реном в 1693 году, а парк посажен знаменитым садоводом-дизайнером Брауном шестьдесят лет спустя. Результат производил впечатление.

Музей находился в буковой роще в полумиле от дома. К зданию явно неоднократно пристраивались новые части.

Миссис Стрит ждала у боковой двери и, впуская Ройан внутрь, немедленно представилась. Она оказалась весьма уверенной в себе седоволосой женщиной средних лет.

— Я была на вашей лекции в понедельник вечером. Просто замечательно! У меня есть для вас путеводитель, и вы увидите, что экспонаты подробно описаны. Я занимаюсь этим почти двадцать лет. Других посетителей сегодня не будет. Так что вы будете предоставлены самой себе. Можете просто побродить вокруг в свое удовольствие. Я ухожу не раньше пяти, так что времени достаточно. Если вам потребуется помощь — мой кабинет в конце коридора. Не стесняйтесь.

Ройан вошла в зал африканских млекопитающих, и музей захватил ее целиком. В комнате приматов были выставлены все без исключения виды обезьян, обитающих на континенте: от огромного самца гориллы с серебристой спиной до изящного колобуса с длинным черно-белым мехом.

Хотя некоторым экспонатам было более сотни лет, все прекрасно сохранились и были представлены наилучшим образом — в рисованных диорамах, изображающих естественную среду обитания. Должно быть, над музеем потрудилось немало искусных художников и таксидермистов. Даже вообразить сложно, сколько это могло стоить. Ройан решила, что пять миллионов долларов, вырученных за украденный фриз, были потрачены не зря.

Ройан прошла в зал антилоп и принялась любоваться чудесными животными. Она остановилась перед диорамой семьи гигантских соболиных антилоп, относящихся к давно вымершему ангольскому виду Hippotragus niger variani. Восхищаясь самцом с угольно-черной спиной и белой грудкой, Ройан грустила о его безвременной гибели от руки одного из семьи Куэнтон-Харпер. Потом она упрекнула себя в глупости — если бы не странный пыл охотника-коллекционера, убившего животное, будущие поколения никогда бы не увидели антилопу во всей красе.

Ройан прошла в следующий зал, посвященный африканским слонам, и остановилась в центре комнаты перед парой таких огромных бивней, что казалось — они не могли принадлежать живому зверю. Бивни больше напоминали мраморные колонны эллинского храма, посвященного Диане, богине охоты. Ройан прочитала подпись.

«Бивни африканского слона, Loxodonta africana. Подстрелен в 1899 году сэром Джонатаном Куэнтон-Харпером. Левый бивень — 289 фунтов. Правый бивень — 301 фунт. Длина большего бивня 11 футов 4 дюйма. Диаметр 32 дюйма. Самые большие бивни, когда-либо добытые охотником-европейцем».

Охотничий трофей был вдвое выше Ройан и немногим тоньше ее талии. Проходя в египетский зал, молодая женщина еще дивилась размеру и силе животного, которому принадлежали такие огромные бивни.

Ройан резко остановилась, едва заметив фигуру в центре комнаты. Это была пятнадцатифутовая статуя Рамзеса II, выполненная из полированного красного гранита. Фараон стоял на мускулистых ногах, одетый только в сандалии и складчатую юбку. В левой руке он держал остатки боевого лука, от которого отломились верхняя и нижняя части. Но то были единственные отметины времени на статуе. Остальное сохранилось превосходно — различались даже следы резца скульптора. В правой руке фараон держал печать с царским картушем. На величественной голове покоилась высокая двойная корона Верхнего и Нижнего царств. Выражение лица было спокойным и загадочным.

Ройан узнала статую, потому что ее брат-близнец стоял в большом зале музея Каира. Она проходила мимо нее каждый день по пути на работу.

Археолога начал охватывать гнев. Одно из главных сокровищ «того самого Египта». И украдено из какого-то святилища ее страны! Статуе здесь не место. Она должна находиться на берегах великой реки Нил. Ройан даже задрожала от силы собственных чувств и подошла к статуе, чтобы посмотреть на нее повнимательнее и прочесть иероглифическую надпись у основания.

В центре заносчивой надписи красовался царский картуш.

«Я, божественный Рамзес, повелитель десяти тысяч колесниц. Страшитесь меня, враги Египта».

Ройан не стала читать перевод вслух — это сделал негромкий низкий голос прямо за ее спиной. Она не слышала шагов. Ройан резко обернулась и увидела перед собой хозяина музея.

Тот стоял, засунув руки в карманы бесформенного синего кардигана с дырой на локте. Кроме того, на Харпере были выцветшие поношенные джинсы и мягкие тапочки с монограммой. Так частенько одеваются некоторые английские джентльмены, поскольку нельзя показывать, что ты заботишься о собственной внешности.

— Простите. Не хотел вас напугать.

Баронет лениво улыбнулся. Зубы у него были белые и слегка неровные. Неожиданно выражение лица Николаса изменилось — он узнал женщину.

— А, это вы.

Ройан должно было польстить, что он запомнил ее, хотя видел всего мгновение, но что-то в глазах баронета вызывало внутренний протест. Тем не менее она приняла протянутую руку.

— Ник Куэнтон-Харпер, — представился он. — Должно быть, вы бывшая студентка Персиваля Диксона. Кажется, я встречал вас на охоте в минувший четверг. Вы не были загонщицей?

У Харпера оказались очень приятные, обезоруживающе-дружелюбные манеры, и раздражение оставило ее.