– Все, не могу я больше этим воздухом дышать, сир Робер, – оглянувшись по сторонам, словно разделяя народные страдания, опомнился Жак. – Пойду на палубу, проветрюсь перед сном.

Де Мерлан пожал плечами, словно не понимая, что неприятного нашел в трюмном воздухе этот неженка-пейзанин, и начал устраиваться на ночлег.

Лунный серп – чуть меньше половинки – сиял над мачтой, освещая палубу не хуже, чем добрый смоляной факел. Из кормового трюма доносилось ржание и топот коней – бедные животные, запертые в тесных стойлах, страдали от качки не меньше, чем люди. На палубе не было ни души, только за матерчатыми стенами господских шатров слышался напряженный шепот, словно кто-то выяснял между собой отношения.

Услышав голоса, Жак подобрался поближе и спрятался за мачтой. Ему очень хотелось посмотреть, как выглядят эти самые волшебные лимоны, которыми лечат морскую болезнь. Но, к ужасу виллана, вместо грызущих заветные плоды благородных сеньоров из прохода между шатрами появились двое, волокущие под мышки третьего. Ничего удивительного, собственно говоря, в этой картине не было. Похоже, что кто-то из знатных путников в борьбе с проклятой качкой не смог обойтись одними лишь волшебными плодами и злоупотребил красным бургундским вином. Вот теперь слуги и доставляют его к борту для того, чтобы он мог с комфортом опорожнить свой дворянский желудок. Но, к сожалению, нарисованная Жаком мирная картина растаяла, как только троица повернулась к нему спиной. Оказалось, что из-под лопатки благородного господина торчит рукоятка кинжала, а вокруг нее расплывается, поблескивая в лунном свете, большое черное пятно.

Два солдата, в которых Жак признал охранников загадочной дамы, подскочили к борту, перевалили недвижное тело через ограждение и взялись за ноги, совершенно очевидно намереваясь бросить несчастную жертву в морскую пучину. Сверкнуло дорогое шитье. Человек с кинжалом в спине неожиданно выпрямился и отбросил в стороны потерявших бдительность убийц. Освободившись, он обвел палубу невидящим взглядом, сделал несколько шагов, оставляя за собой кровавый след, приблизился к мачте и наткнулся на Жака. Виллан, потеряв от страха дар речи, стоял ни жив ни мертв. Раненый ухватил его за одежду, выкрикнул фразу на незнакомом языке, закатил глаза и начал медленно оседать на палубу.

– Господи Иисусе! – вскричал перепуганный до смерти Жак и, совершенно потеряв голову, выскочил из укрытия.

В это самое время пришедшие в себя убийцы вскочили, пригнулись и, словно два леопарда, в несколько бесшумных прыжков подскочили к мачте. Первым делом они схватили за ноги несчастную жертву и довершили свое черное дело – отволокли в сторону и выбросили за борт. Затем, продолжая хранить молчание, не сговариваясь, ринулись обратно, вытаскивая на бегу фальшоны. Но Жак уже успел прийти в себя и теперь во весь дух несся к спасительному трюму. Убийцы бросились вдогонку.

Вдруг навстречу виллану из темноты шагнула почти неразличимая фигура. Жак пискнул, словно раненый заяц, и метнулся в сторону. Один из преследователей тут же срезал угол и мертвой хваткой вцепился ему в локоть.

– Не понял! – раздался знакомый голос. Фигура шагнула на свет и превратилась в Робера де Мерлана. – Это что тут за маневры после отбоя?

– Это преступник, – хрипло произнес один из копейщиков. – Отойди-ка, служивый, не мешай нам творить правосудие.

– Робер, они человека зарезали и вышвырнули за борт, а теперь вот меня вслед за ним… – заикаясь от страха, выдавил Жак.

– Правосудие, говорите? – Низенький, коренастый, бедно одетый рыцарь сделал чуть заметное движение, и перед оторопевшими копейщиками сверкнул ухоженный, острый как бритва клинок. – Ну что же, давайте чинить правосудие. Для начала бросьте свои ножички и станьте лицом к надстройке. А мой приятель сбегает на мостик и вызовет кого-то из офице…

– Руби! – оборвав рыцаря на полуслове, крикнул второй копейщик и ринулся на Робера.

– …ров, – продолжая говорить, Де Мерлан сделал шаг назад, развернулся всем корпусом и нанес нападавшему короткий точный удар в открытую шею.

Копейщик пробежал вперед и рухнул на палубу, а его голова слетела с плеч, словно кочан капусты, покатилась и исчезла в темноте. Второй убийца застыл от неожиданности и как завороженный смотрел на кровавый след, оставленный на досках. Не давая ему опомниться, де Мерлан взвился в воздух, взмахнул мечом и с приглушенным «Хе!» обрушил лезвие прямо на макушку. До Жака донесся хруст, напоминающий звук, с которым мясник разрубает свиную тушу, и мягкий стук падающего тела. На палубе воцарилась тишина, которую нарушала лишь барабанная дробь, которую издавали зубы виллана да тяжелое сопение рыцаря.

– Голову найди и вышвырни за борт, – деловито скомандовал Робер. – Давай-ка, пока никого нет, порядок наведем и смоемся.

Сам он при этом схватил под мышки копейщика с разрубленным черепом и поволок его в сторону. Жак, подчиняясь команде, стараясь держаться как можно дальше от убитых, прошел вперед и стал опасливо заглядывать за ванты. Де Мерлан сноровисто отправил на корм рыбам обоих убийц, оглянулся на Жака, сплюнул – ничего нельзя поручить, – пошарил за коробами и бочонками, нашел, что искал, взял страшный предмет за волосы и с размаху вышвырнул его за борт.

– П-палуба в к-крови… – произнес, запинаясь, Жак, обнаруживая первые признаки здравого рассудка.

– Пустое, – отмахнулся Робер. – Тут матросы вечером туши разделывали. Убийцы, – он кивнул головой в сторону дрожащей на волнах лунной дорожки, – об этом прекрасно знали, поэтому и не боялись наследить. Так что давай теперь быстро возвращаемся к себе, и если наблюдатель в «вороньем гнезде» был так занят, рассматривая берег, что ничего не увидел, стало быть, нам с тобой повезло. Л назавтра, в Мессине, куча народу на берег сойдет – с нас и взятки гладки.

Стараясь держаться в тени, приятели покинули палубу и вернулись в трюм. Жак, у которого до сих пор зуб на зуб не попадал, упал на сено и тут же заснул. Робер же нахмурился, покачал головой и сел, упершись спиной в переборку и сжимая в руках свой меч. Так, не смыкая глаз, он просидел до рассвета и заснул лишь тогда, когда в трюм начали пробиваться первые солнечные лучи, а студиозусы, едва продрав глаза и жалуясь на превратности судьбы и нестерпимую головную боль, начали обычные утренние возлияния.

* * *

С утра и до полудня Робер и Жак просидели в трюме, хоронясь за разгульной компанией и стараясь не попадаться никому на глаза. Но, как ни странно, ни наверху, ни внизу не происходило ничего, что бы свидетельствовало о ночных событиях. По палубам не рыскали озабоченные солдаты, капитан и офицеры не вызывали никого на мостик, а господа, как и прежде, сидели в своих шатрах и продолжали уплетать лимоны.

– Дело нечисто, – пробурчал Робер, который терпел до полудня, но не удержался, выскочил наверх по нужде и, по его словам, «осмотрелся на местности». – Вот так, за здорово живешь, зарезали аристократа, как свинью на бойне, потом я еще двоих порешил, а никому и дела нет?..

Жак, обескураженный не меньше, чем достославный рыцарь, только разводил руками. Они немного расслабились, лишь услышав крики впередсмотрящего. «Акила» и «Фалько» приближались к Сицилийским воротам – главному порту крестоносцев в Италии, долгожданной Мессине.