– Я вернулась домой неделю назад, – поведала она непринужденным тоном, будто уезжала на курорт. – Конечно, я была занята тем, что наводила везде порядок, но на первом месте в моих мыслях был ты.

– Откуда ты знала, где я нахожусь? – спросил я.

Моя дислокация, будучи тесно связанной с местом, где жила Джилл, являлась тщательно хранимой тайной. Никто не стал бы подвергать Джилл опасности и выкладывать первому попавшемуся встречному мои координаты.

Она нахмурила брови.

– Я получила странное сообщение. Анонимное. Там говорилось, что ты переживаешь «трудные времена» и я тебе нужна. Там имелся твой адрес и строгое указание никому о нем не говорить, поскольку ты выполняешь важное поручение королевы. Я полагаю, что ты каким-то образом пытался защитить нас от стригоев. Весьма впечатляет, Адриан.

«Переживаю трудные времена». Именно так накануне вечером Джилл оправдывала меня, когда я забыл про ее показ мод. Я чуть было не застонал. Никто не будет рисковать благополучием Джилл и сообщать моей матери, где я нахожусь, – кроме самой Джилл.

– Кто-нибудь знает, что ты… на свободе? – осведомился я.

– Нет, конечно, – ответила мама с обиженным видом. – Я никогда не выдаю тайн, которые связаны с будущим мороев. Если существует способ уничтожить стригоев, то я внесу свой вклад и буду помогать тебе в твоем деле. Хотя должна признать, милый, ты и впрямь выглядишь не очень хорошо.

Ладно. Похоже, мама считает, что мы в Палм-Спрингсе просто вели научные исследования и изучали стригоев. Неплохая легенда. Будем надеяться, что теперь она не станет слишком волноваться по этому поводу.

– «Не очень хорошо» – это мягко сказано, – заметил я.

Она накрыла ладошкой мою руку.

– Что случилось? Ты был таким молодцом! Насколько я поняла, ты снова посещаешь занятия? И ты служил королеве?

Вздрогнув, я вспомнил, что до сих не узнал насчет оставшихся двух предметов. Должен ли я и по ним сдавать заключительные экзамены? Или надо подготовить финальный проект? Я был так потрясен приездом мамы и возможностью убраться из города, что совершенно забыл навести справки в колледже. Значит, я распрощался с последней возможностью окончить колледж. Мама говорила об учебе с такой гордостью, что я не смог сказать ей эту часть правды.

– Угу, дел было много, – промямлил я туманно.

– Тогда что случилось? – повторила она свой вопрос.

Я встретился с ней взглядом и прочел в нем нетипичное сочувствие, которое видели от нее очень немногие. До тюремного заключения ее считали чопорной аристократкой Даниэллой Ивашковой, холодной и равнодушной к окружающим. Я тоже знал ее такой, но бывали редкие и яркие минуты, когда она превращалась в заботливую мать. И неожиданно я выложил ей правду… вернее, некий ее вариант.

– Ну… я встретил девушку, мам.

Она вздохнула.

– Ах, Адриан. И все?

– Вовсе нет! – возмущенно воскликнул я. – Ту самую девушку! Она все для меня изменила. Она изменила меня.

– Я поняла, Адриан, – откликнулась она, желая меня успокоить. – Извини. И что с ней?

Я попытался придумать способ передать истинное положение вещей.

– Ее родственники меня не одобрили.

Теперь возмутилась моя мать: естественно, она решила, что речь идет о какой-то девушке-морое.

– Чушь! Ты родом из лучших семейств, и по линии Тарусов, и по линии Ивашковых. Сама королева не могла бы потребовать более аристократического происхождения. Если родные девушки тобой недовольны, то они явно заблуждаются.

Я криво улыбнулся.

– С этим я спорить не буду.

– Тогда в чем проблема? Если она совершеннолетняя… Ох, Адриан, только не говори мне, что она еще не совершеннолетняя.

– Она взрослая.

Моя мать с облегчением вздохнула.

– Тогда она способна решать за себя и быть с тобой, не обращая внимания на то, что думает ее семья. А если она – на их стороне, то тебе не нужно переживать, и тогда тебе лучше с ней расстаться.

Мне хотелось сказать, что все не так просто, но я промолчал. Мама плохо относилась к моей связи с Розой. Дампир был непростителен. А человек – вообще недопустим.

– По-моему, дело не только в моем происхождении, но и во мне самом, – буркнул я.

Мать неодобрительно прищелкнула языком.

– Посмотрим, не передумает ли она. Кто мог отвергнуть моего мальчика? Но мне бы хотелось, чтобы ты не реагировал на подобные вещи настолько остро. Что у тебя с девушками, милый? Почему они… либо ничего для тебя не значат – либо значат все? У тебя – вечно крайности.

– Я не принимаю полумер, мама. Особенно в любви.

Когда самолет приземлился, я включил мобильник и обнаружил длинное послание от Джилл:

«Да, это была я. Ты переехал в Палм-Спрингс ради меня, но я подумала, что тебе пора все менять. Лисса сообщила, что твоя мама вернулась, я решила, что тебе полезно было бы с ней повидаться, и помогла вам наладить контакт. Надеюсь, ты не против».

«Ты лучше всех, Малышка», – написал я ей.

Ее ответ вызвал у меня улыбку:

«Еще не все! Для двух предметов требовались заключительные проекты, а не экзамены. Мы с Треем покопались у тебя в квартире и нашли кое-какие материалы, которые ты забросил. Их можно сдать! Не знаю, поставят ли тебе зачет, но дюжина баллов – лучше, чем полное их отсутствие».

Ожидаемо. Джилл следила за моей успеваемостью, когда я игнорировал колледж. Я начинал массу проектов, и, в общем-то, непонятно, который из них выбрала она, но в моей нынешней ситуации это, наверное, неплохой расклад. Если бы я попытался специально подготовить что-нибудь для зачета сейчас, я бы точно провалился.

А теперь все в руках судьбы.

Однако пока Дейл вез нас с мамой ко двору, я снова погрузился в раздумья. Мама упомянула, что вернулась неделю назад. Джилл дала матери мой адрес, определенно добившись большего эффекта за счет ее личного приезда, – но была ли в том необходимость? Хотя любые данные о Джилл держались в строгом секрете, Лисса обязательно должна была позаботиться о том, чтобы у матери появился безопасный способ связаться со мной сразу же после освобождения – если бы мама задала ей такой вопрос. Почему она медлила? Создавалось впечатление, что она откладывала все на потом, и лишь когда Джилл обратила ее внимание на мои проблемы, она предприняла решительные действия.

Но даже если бы я был в полном порядке, маме ведь захотелось бы со мной встретиться… не так ли?

Или, может, я чрезмерно увлекся анализом ситуации. Я не сомневался в том, что мама меня любит. При всех ее недостатках я был ей дорог – и, видя ее живой и здоровой, я понял, насколько сильно тревожился за нее, пока она находилась в заключении. Но стоило мне заговорить о времени ее отсутствия, она неизменно меняла тему разговора.