– Я купил эти картины несколько месяцев назад. Не решался тебе показать.

– Почему?

– Вот это, – Дольче показал на большую работу, – картина Женьки, а это – Инны.

Больше он ничего не сказал, а я бы и не захотела ничего услышать.

Около одиннадцати мы с Соней вынуждены были откланяться. У Дольче был брачный период, и он не скрывал, что только и ожидает, когда подружки оставят их с Яковом наедине.

Соня заранее вызвала такси, поэтому возле дома я оказалась достаточно скоро.

Я живу в новой десятиэтажке, очень красивом современном здании. У нас есть даже подземный гараж, хотя мне он ни к чему. Из-за этого подземного гаража подъезды дома расположены немного ниже уровня земли. Ну вот такая фантазия обуяла архитектора. К сожалению, хоть дом у нас и новый, но люди в нем живут прямо-таки с древними инстинктами – они очень любят прятаться в темных закоулках. Иначе чем объяснить тот факт, что лампочки, которые должны освещать подъезд, регулярно выкручиваются?

В итоге бурной деятельности питекантропов нашего дома продвигаться по вечерам к двери подъезда приходится по темному тоннелю. Этот путь был недолгий, но все равно очень неприятный.

Выйдя из такси, я огляделась. Людей поблизости видно не было, зато я рассмотрела на противоположной стороне улицы серый автомобиль. Рассмотреть-то я его рассмотрела, но решить, точно был ли это тот самый серый автомобиль, не могла. Зато заметно взволновалась. Обычно за мной следили днем, иногда в то время, когда я возвращалась с работы, но так поздно – впервые. А вдруг это означает, что слежка кончилась и теперь-то и случится самое страшное?

Я двинулась вперед по выложенной тротуарной плиткой дорожке, освещаемой только призрачным лунным светом, а приблизившись к подъезду и лапая себя по карманам в поисках ключей, услышала позади себя тяжелые шаги.

В карманах куртки ключей не было. Не было их и в карманчике сумки. Мельком оглянувшись, я заметила, как ко мне приближается силуэт человека – клянусь! – в бейсболке. Мое сердце часто забилось от страха. Человек все приближался – я слышала его шаги, – а ключи все не находились. Я боялась повернуться лицом к своему преследователю, но спинным мозгом ощущала, как его тень приближается к моей тени, дрожащей на асфальте, как его глаза впиваются в мою шею тяжелым взглядом, как его руки…

Я резко, отчаянно, с ужасом обернулась – и ничего не увидела. Колени ослабели, а перед глазами запрыгали красные пятна. Я рухнула в обморок.

Позор, обрушившийся на мою голову после этого происшествия, обсуждался всеми соседями. Наташа из 28-й квартиры, представляете, так напилась вчера, что потеряла ключи. А когда ее встретил у подъезда Всеволод Георгиевич из 32-й квартиры, она упала в обморок. Он стал приводить Наташу в чувство, а она попыталась его задушить, стала визжать и весь подъезд перебудила!

Все это я пересказала Соне по телефону на следующее утро.

– И я же не объясню им, что меня и вправду преследуют уже три недели! Мне просто было страшно!

– Ната, а почему ты нам этого не рассказывала?

– Не хотела волновать. Прости. С другой стороны, как-то глупо: ходит за мной мужик в бейсболке и темных очках.

– Девочка моя, – вздохнула Соня. – Нас осталось всего трое. Понимаешь? Ты, я и наш голубок. А у нас с тобой дети, у всех у нас – родители.

– Ты это к чему? – не поняла я.

– Ната, мы должны понять, что с нами происходит. Нам снова надо открыть Центр, нам надо жить дальше. Я думаю, я уверена, что все происходящее не случайно. Боряну отравили – это совершенно точно. У нас в офисе устроили взрыв – и это чей-то злой умысел. Маришка в больнице, она пострадала. Помнишь это: «Вашему директору за моего мужа»? Меня пытались прессинговать. А вдруг эту бедную нашу Закревскую тоже убили только затем, чтобы повесить ее смерть на меня? А теперь за тобой следят, а ты, тупица, молчишь.

– А что мы можем сделать?

– Дурилка, – заключила Соня и выдала мне потрясающую мысль, которую я никак не ожидала от нее услышать: – Дольче выследит твоего преследователя, и мы заставим его рассказать всю правду о том, что происходит.

Дольче я позвонила тут же. Он взял трубку только после десятого гудка, но мне было все равно, откуда я его вытащила. Надо было действовать.

Рассказывая Дольче всю историю и то, что придумала Соня, я старалась не обращать внимания на его недовольный тон. Впрочем, услышав о Сониной идее, мой друг оживился:

– Приезжай ко мне. Мы как раз будем готовы с Яковом.

– Ты и Якова хочешь задействовать?

– Нет, конечно. Более того, при нем не говори о нашем деле, поняла?

На секунду я почувствовала себя снова девчонкой. У нас с Дольче и девчонками в те времена было много разных «наших дел», о которых мы не говорили в присутствии чужаков.

Собираясь к другу, я попыталась заодно выполнить и свой материнский долг: разбудить свою детку, накормить ее и облагодетельствовать общением. Но опоздала. Варька уже стояла в прихожей, собранная, свежая, хорошенькая, деловитая, немного насупленная, с отсутствующим взглядом и в белых штанах.

Белые штаны в школу не носились, поэтому я поинтересовалась: что за праздник такой? И получила отповедь о том, какая я жуткая мамашка. Ляля учится в одиннадцатом классе, а в их школе старшеклассники занимаются во вторую смену, поэтому сейчас она идет не в школу, а если родная мама до сих пор не знает, что ее доченька учится рисовать и посещает бесплатные уроки у настоящего художника в Доме детского творчества, то грош ей цена.

Моя девочка – она хорошая, только зануда.

– А что за художник такой вас учит? – на всякий случай спросила я, даже и не подумав ничего такого. – Мужчина?

– Женщина.

– Да? Ну чудненько. Вечером покажешь, чему она тебя научила.

Дщерь отбыла с недовольным видом.

Дольче встретил меня теплой улыбкой и, хоть глаза у него были туманные от любовной неги, сразу же предложил мне разработанный многоходовой план: мы везем Якова до музея, высаживаем. Потом едем к Центру, и я буду ждать преследователя, а потом, когда замечу слежку, позвоню Дольче, чтобы показать ему нужную машину. Потом я сяду на маршрутку и поеду за город, за мной поедет наш враг, а за ним – Дольче. Выйду я из маршрутки где-нибудь в безлюдном месте. А потом Дольче придумает, что делать.

Заметив доброе душевное расположение друга, я еще раз попросила его сделать что-нибудь для Алины. Не знаю, зачем я снова полезла с просьбами, видимо, просто потому, что пообещала ей. По-хорошему это мне следовало бы обидеться на вторую жену моего бывшего супруга, ведь у нас было горе, а она вела себя как настырная бесчувственная стерва. Хотя на самом деле так себя обычно и вели наши клиентки.