Тишина леса, казалось, давила на барабанные перепонки. Я уже не верила, что все кончится хорошо.

Неожиданно на дороге возникла машина Дольче. Она двигалась очень быстро и всего через несколько мгновений поравнялась с серым автомобилем. Черная акула резко затормозила, обратив нос к обочине, и остановилась. Почти в ту же секунду из нее выскочил Дольче, бросился к дверце водителя серой машины, резко распахнул ее и выволок на божий свет мужика в бейсболке. И так же немыслимо быстро мой друг уложил преследователя на землю, заломив ему правую руку.

Я побежала к месту боевых действий, с удивлением замечая какую-то заминку в движениях Дольче. Держа нашего врага на земле коленом, он сорвал с его головы бейсболку и заметно ослабил хватку.

Подбегая к мужчинам, я увидела, что мой преследователь стал подниматься. А пробежав еще несколько шагов, я и вовсе остановилась.

Рядом с Дольче стоял Женя Шельдешов.

– Что это? – глупо спросила я, приближаясь на неверных ногах.

– Наташка, посмотри, – громко сказал Дольче. Он тяжело дышал, на бритом черепе выступил пот. – Ну, я кого угодно ожидал, только не его!

Женька молчал. Он смотрел прямо на меня, мне в глаза. Тяжело, не отрываясь, не моргая. От него не исходило угрозы, я чувствовала. Он попросту был подавлен, подмят какой-то тоской, а может, отрешенностью – пусть будет как будет…

Дольче уже не держал его.

– Что нам делать с ним?

Из леса тянуло прохладой, наши тени на гравии обочины были уже очень длинными. А если я не возьму себя в руки и не решусь заговорить с этим человеком, то мы тут останемся до ночи. И я решилась:

– Женя, что происходит? Зачем ты следишь за мной?

– У м-меня нет цели, – произнес он, слегка заикаясь.

– Ага! Ты каждый день за Наташкой гонялся и без цели? У нас офис взорвали, Борянка умерла, а ты говоришь «без цели»! – Голос Дольче звучал так резко, что хотелось отправить его в лес за грибами. Он совсем ничего не понимает?

– Женя, мы с тобой сейчас сядем в твою машину и поедем в город. Нам надо поговорить с тобой. А Дольче отправится по своим делам.

Мой друг возмущенно поднял брови:

– Ты обалдела? Ты же не знаешь, что он затевает. Ты с ним не поедешь.

Женька продолжал молча стоять, опустив руки, и смотреть на меня.

– Дольче… Я чувствую, что это другое. Он не имеет отношения к смерти Боряны.

– Ты уверена?

– На все сто.

Дольче махнул рукой:

– Ладно, только я поеду за вами. Ты повезешь Наташку к нашему Центру и там высадишь ее. Понятно?

Шельдешов кивнул, повернулся к Дольче спиной, направился к своей машине. По дороге он нагнулся, чтобы поднять бейсболку, выпрямился и небрежно нацепил ее на голову.

В салоне Женькиного «форда», а его автомобиль действительно оказался «фордом», было душновато. Как только машина тронулась, я открыла окно.

– Пообещай, что больше не будешь ездить за мной. Это пугает.

– Н-не могу такое обещать.

– Но чего ты добиваешься?

– Н-ничего. Я ничего не добиваюсь.

Он помолчал. Мне тоже было нечего сказать.

– Это выше м-моих сил.

– Понимаешь, у нас неприятности. Нашу Боряну отравили. Помещение Центра разнесли. На нас пытались повесить преступление. Все страшно. И тут еще ты. Я же не знала, что это ты.

Шельдешов вел машину не отрывая взгляда от дороги. Его лицо не выражало ничего. Казалось, я сижу рядом с водителем-роботом и ответа мне не будет. Да и зачем мне ответы? Ответы нужны, если ты собираешься продолжать диалог. А у нас это в прошлом.

– М-мне очень стыдно, – вдруг сказал Женька. – Я не собирался попадаться. Да еще и вот так – в лапы твоего приятеля. Не думал, что он способен так на людей кидаться.

– Просто очень хочет поймать убийцу Боряны. И тебе он не поверил.

– Ну и что? – Женька усмехнулся. – Опять бить б-будет? Наташ, я понял – я не вовремя. У вас проблемы. И я не хочу мешать. Но и ты пойми – что-то со мной происходит. Я потерял что-то в этой жизни. Везде чужой, всегда один. Я г-год не пишу. Это мучительно. Сажусь к мольберту, беру карандаш – и ничего.

– А я при чем?

– Не знаю. Просто увидел тебя в городе. Ты идешь, улыбаешься. Ты словно бы паришь над землей. Я п-пошел за тобой. Потом еще через неделю встретил. Случайно. Ты снова меня не видела. И я опять пошел за тобой. От тебя просто сияние исходило. Хотелось немного в этом сиянии побыть. Отразить. Чтобы тоже сиять. А потом я стал с-специально ходить за тобой, ездить за тобой. Чтобы быть рядом.

– Жень… Это жестоко.

– Так было сначала. А потом, в августе, вдруг что-то изменилось. Это, наверное, когда у вас все началось? Я не видел в-взрыва, но видел выбитое окно. Но я уже не мог не ездить за тобой. И ты все равно сияешь. А то, что Димка мне не верит, – да пошел он! Мне нет с-смысла лгать. Я делал это в последний раз, когда ты была со мной. И очень жалею. Н-надо было сразу разводиться с Инкой.

Мы проезжали улицу за улицей, дом за домом. Город был прекрасен, так, как могут быть прекрасны только южные города в самом начале сентября. Только я ничего не могла разобрать за окном – глаза мне застилали слезы.

Травить себя воспоминаниями я перестала почти сразу после нашего разрыва. Соня назвала меня сильной женщиной, но это была не сила, а старый добрый инстинкт самосохранения: я просто боялась сойти с ума от воспоминаний о Женьке. И о том, как он меня предал.

Потому что я считаю это предательством. Эти его слова:

– Я приму любое твое решение. Захочешь ли ты, чтобы мы были вместе, или решишь расстаться.

Он произнес их спустя всего несколько часов после аварии, в которой я сбила его жену. Мы стояли в приемном покое, где почему-то было совсем пусто. Женька только что пришел из палаты жены.

Врачи уже сказали, что больше всего пострадал позвоночник Инны. Типичный случай, сказал молодой хирург доктор Довлетов. Еще Руслан Ибрагимович добавил, что сейчас вопрос о том, сможет ли Инна ходить, остается открытым. Все решится не раньше, чем через месяц.

Это было особенно страшно – ожидание. Я бы не перенесла, если бы из-за меня Инна оказалась парализованной. И так я чувствовала себя… раздавленной. Мне нужна была помощь, опора, как бы эгоистично это ни звучало. Без конца в голове моей кипели мысли: а что, если бы в момент аварии я сделала вот так? Или так? Ах, надо было эдак! Якобы да кабы.

И тут появляется Женька, чтобы заявить: я не буду принимать решений. Думай сама. В чем справедливость? В конце концов, он, а не я запутался в отношениях. Он говорил одно, признаваясь мне в любви, а делал другое, возвращаясь после наших встреч в дом жены.