— Обратной дороги нет. Ты там, где должна быть.

Но зачем мне уходить отсюда? Я родилась на свет только для того, чтобы встретиться с ним. Впрочем, я быстро забываю обо всем и приникаю к нему, обвивая его ноги своими, теснее притягивая к себе.

Тянусь к нему разгоряченными губами, но встречаю только холодную пустоту. Моего друга больше нет возле меня, а его место занял кто-то другой. Очередной незнакомец похож на моего возлюбленного, но его смоляные волосы коротко острижены. Его жестокие льдистые глаза не отражают свет, а поглощают его — словно бездонная пропасть.

— Теперь я, — говорит он, отталкивая моего парня.

— Обойдешься! — Тот мгновенно восстанавливает равновесие и напрягается, его мускулы сжимаются, как пружины.

Он готов встать на мою защиту.

Второй ухмыляется и пытается обойти его, но мой друг не подпускает его ко мне. Голос незнакомца сочится издевкой:

— Не волнуйся, братец, мне нужна только ее душа, сердце бери себе.

Его противник стоит перед ним несокрушимой стеной:

— Не бывает сердца без души. Боюсь, не видать тебе ни того ни другого.

— Ладно, тогда я заберу твою душу, — следует ответ.

Я ничего толком не понимаю. Увы, угроза исполняется с такой скоростью, что я успеваю лишь испуганно вскрикнуть, когда незнакомец превращается в монстра. Он становится демоном, отвратительным существом из чужого темного мира.

Он открывает огромную пасть, непристойно зияющую зазубренными клыками, и рвет плоть моего друга. Я вижу, как кровавое месиво пачкает прозрачную воду источника. Демон откидывает голову назад и издает ужасающий рев. Глаза его полыхают красным огнем, а вместо языка у него свисает мерзкая извивающаяся змея.

У меня перехватывает дыханье, я отчаянно и неумело пытаюсь помочь юноше. Я не могу его потерять, ведь мне потребовалось шестнадцать лет, чтобы его найти! Я знаю, что нас соединяет Любовь. Она привела нас обоих сюда и связала воедино. Это — наша Судьба. Некоторые вещи понимаешь без лишних вопросов.

Бросаюсь вперед, визжу, дерусь и пинаю чудовище. Но все бесполезно — мне не справиться со змеей. Рептилия проскальзывает мимо меня и погружается в израненную грудь юноши. Ее треугольная голова появляется вновь, держа в зубах мерцающий священный шар. Она впивается в него и поглощает целиком, загасив светящуюся в нем жизнь, как свечу.

Демон усмехается и тает в воздухе, но его образ навсегда останется в моей памяти. Я остаюсь наедине с моим растерзанным другом, который бездыханно лежит в моих объятиях.

Просыпаюсь с воплем, уткнувшись носом в подушку, которая и заглушает мой крик. Но боюсь, что Палома могла услышать меня. Что, если она придет проверить, все ли со мной в порядке? Пинком отбрасываю одеяло и сажусь, подтянувшись за невысокое деревянное изголовье. Я почти уверена, что сейчас бабушка появится в комнате и заставит меня выпить странный травяной настой. Но из-за двери доносятся обычные кухонные звуки текущей воды и шипящего на сковороде масла. Хлопает дверца холодильника. Для кого-то это обычные звуки повседневной жизни, но мне они известны лишь из фильмов и телевизионных шоу.

Что ни говори, а мы с Дженникой постоянно были в пути. Поэтому еда у меня ассоциируется с тем, что подают в самолетах, ресторанах и кафе разных стран, где требования к качеству порой не самые высокие. Наверное, только банкеты, которые порой заказывала та или иная студия, служили нам утешением.

Единственный раз, когда нашу жизнь можно было назвать хотя бы отдаленно «нормальной», случился, когда мне исполнилось двенадцать. Тогда мы остановились у Харлана. Однажды Дженника решила удивить нас и приготовить французские тосты. Но пока они поджаривались, мама отвлеклась, и в результате все сгорело. В доме сработала пожарная сигнализация. После того, как утихла суматоха, Харлан «погрузил» нас в машину и повез обедать в вегетарианский ресторанчик в Малибу.

Палома совсем не похожа на Дженнику. Насколько я могу судить, она прямо символ старорежимного мексиканского гостеприимства. В животе у меня бурчит, но я не двигаюсь с места, стараясь оттянуть этот момент.

Убираю со лба мокрые от испарины волосы и переодеваюсь в мягкий хлопковый халат, который Палома повесила на спинку стула. Ужас пережитого кошмара слишком свеж, и я даже страстно желаю больше никогда не видеть того юношу. Встаю на овечью шкуру радом с кроватью, и мои ступни утопают в мягком меху. Быстренько проделываю стандартный набор упражнений, потягиваясь и разминая тело. Когда я сплю на животе, у меня всегда затекает шея. Потом обхожу комнату, разглядывая обстановку: питье Паломы свалило меня так быстро, что я не успела осмотреться.

Старый деревянный стол и стул находятся у окна. Инициалы моего отца — «ДС» — глубоко врезаны в правый верхний угол столешницы. Из-за угловатых резких линий буквы кажутся греческими. Думаю, Джанго сидел здесь, делал домашние задания, болтал по телефону, обдумывал свое бегство в Лос-Анджелес. Но, как ни стараюсь представить себе его, у меня почти ничего не получается.

Какой он был — единственный сын Паломы, которому было настолько душно в этом городке, что он с детства мечтал, как унести отсюда ноги?

Замечаю его фотографию в рамке на комоде, она не помогает мне яснее представить отца, хотя в его лице уже заметны следы недовольства. Он одет в чистую отглаженную рубашку, волосы аккуратно подстрижены, но, если присмотреться, нетерпение во взгляде выдает его. Интересно, Палома тоже догадывалась о его состоянии? Или же, как большинство родителей, игнорировала неприятные вещи?

— На снимке ему шестнадцать, — с порога раздается голос Паломы.

Я невольно подскакиваю от неожиданности.

Несколько секунд я молча стою, уставившись на нее, прижав руку к колотящемуся сердцу. Потом осторожно ставлю фото на место, чувствуя странное ощущение вины. Палома неторопливо заходит в комнату.

— Я слышала, что ты проснулась.

Молчу, не знаю, что ответить. Она что, караулила за дверью?

— Точнее, я догадалась, — улыбается Палома. — А Джанго уехал вскоре после того, как было сделано фото. Иногда звонил, посылал открытки, но я больше уже никогда его не видела.

Она раздвигает легкие занавески, впуская в комнату единственный луч бледного света. Проследив за моим взглядом, бабушка поясняет:

— Это Ловец Снов.

Дотрагиваюсь до изящной безделушки, которая подвешена к оконной раме. Круглый сетчатый центр с отверстием посредине покрыт орнаментом из цветных нитей и бусин, края украшены замшевой бахромой и перышками.

— Ты знаешь, что такое Ловец Снов? — Темные глаза Паломы, напоминающие землю после ливня, поблескивают.

Отрицательно мотаю головой и машинально почесываю руку, хотя она и не чешется, — нервная привычка у меня с детства.

— Они как люди — разные, но у них есть и много общего. Этого создал мой друг из племени навахо. Многие верят, что сновидения приходят к нам из другого мира, поэтому Ловца подвешивают над кроватью или в окне. Он удерживает добрые сны, которые помогают нам в течение дня. А кошмары просто выскальзывают наружу через отверстие в центре и сгорают на солнце. Ну а перья означают дыхание всех живых существ…