Подходя к коттеджу, в котором жил, Этингер поймал себя на том, что вглядывается в окна Амины. Они были непроницаемо черны. Рун отвернулся, успокоив себя мыслью, что хакерша просто задержалась на работе или уже легла спать.

Вечер выдался приятным – прохладным, но безветренным – так что историк постоял ещё немного у крыльца, дыша полной грудью. Солнце уже кануло в океане, и на место контрастных дневных красок пришла сумеречная однотонность. Деревья постепенно теряли объём и силуэтами всё больше напоминали каких-то невиданных существ. На улицах городка зажглись тёплые ночные огни, а сверху, на темнеющем градиенте неба, одна за другой проявлялись мерцающие точки, холодные и вечные. “Сколько бы всего не менялось здесь, внизу, там всегда всё остаётся по-старому, – расслабленно подумал Рун. – Нам никогда не надоест смотреть на звёзды, ведь в них заключено постоянство, которого порой так не хватает на Земле”.

Он нехотя развернулся и пошёл к себе, сожалея, что не может простоять так всю ночь – в тишине и безмятежности, вдыхая прохладный воздух с лёгким запахом моря. Историк как никто понимал, что вечность – роскошь не для людей, но не проходило и дня, чтобы он не мечтал прочувствовать её всю без остатка, хотя бы на мгновение.

Его благостный настрой улетучился без следа, стоило только открыть дверь в квартиру.

По гостиной неспешно перемещался механический уборщик – домРоботник. Влажные щётки скользили по полу, вычищая любое загрязнение, которое смог обнаружить сенсор. Одна механическая рука по очереди поднимала стоящие на столе предметы, пока другая мягкой губкой удаляла пыль со всех поверхностей.

Квартира выглядела чистой. Всё было на своих местах. Кроме одного: Рун помнил, что отключил робота ещё два дня назад, и своей памяти он доверял больше, чем науке, которой занимался. У этих домашних помощников есть настраиваемое расписание, согласно которому робот включается, выполняет заданную программу и выключается, поэтому в обычном случае никто бы и не заметил подвоха. Но Рун полностью очистил расписание, чтобы потом настроить под себя, да так этого и не сделал. Незваный гость включил робота принудительно, полагая, что тот работает в штатном режиме. Если бы не эта мелочь, историк не придал бы значения этому происшествию.

Обошёл все углы – никого. Этингер устало опустился в кресло и задумчиво уставился на хлопочущую по дому машину.

В квартире кто-то побывал. Кто бы это ни был, он спокойно вошёл, сделал что хотел, включил робота, чтобы замести следы, и ушёл. Чтобы попасть внутрь, неизвестный либо воспользовался заводским электронным ключом, либо взломал охранную систему настолько искусно, что не оставил никаких следов. Отсюда два варианта: либо это сделали “Эйдженс”, у которых должен быть ключ, либо… взломщик, которому ничего не стоит взломать домашнюю сигнализацию.

Рун и раньше не чувствовал себя в безопасности в этом доме, но теперь он даже не сомневался, что здесь за ним внимательно наблюдают.

Этингер не спеша поужинал, разделся и лёг в постель, хотя сна не было ни в одном глазу.

Робот, подсвечивая себе ультрафиолетовым фонариком, всё ещё копошился в соседней комнате.

“Значит, остаться в стороне уже не получится, – подумал Этингер, прислушиваясь к едва слышному жужжанию сервоприводов. – Молодец, Рун, вляпался по самое не могу. Как вот теперь выбираться из этой заварушки? И спросить-то не у кого… Но выбираться нужно как можно скорее. Пока не стало ещё хуже”.

7

К утру в голове Руна худо-бедно оформился план дальнейших действий, хоть историк и не был в нём уверен: во-первых, потому что план получился рискованным, а во-вторых, потому что придумывался он в тревожной дрёме, которая заменила Этингеру сон. Сказывались нервное напряжение и отсутствие полноценного отдыха – Рун просто не смог успокоиться и сосредоточиться.

Этингер не преодолел и половины пути до “фермы”, а его уже начало знобить. Напряжение подкатывало к горлу волной тошноты, вчерашнее намерение не поддаваться паранойе пошло прахом. Все вокруг казались лжецами: Флагстад, молчавший о своём предшественнике; Амина, которая без труда взломала базу Миллениума, якобы проникшись воодушевлением Руна в отношении проекта; Лебронн, так удачно «подслушавший» – или всё же придумавший? – в случайном разговоре имя какого-то агента.

«Синклер. Ну да, ну да. А есть ли вообще этот Синклер? И «он» ли это…»

Рун крепко зажмурился и открыл глаза, шумно выдыхая. Мысли свернули к самому болезненному из подозрений. Подруга юности, весёлая и задиристая девчонка Амина Канзи, которая, даже повзрослев и став мягче, не утратила ни одну из своих озорных улыбок, ни один из запомнившихся Руну и присущих только ей жестов; которая всегда просто сходилась с людьми и так же легко принимала сложнейшие решения, бросаясь в омут с головой. Вернее, это Руну всегда казалось, что она кидается во всякие авантюры очертя голову, а на самом деле она, может, успевала мгновенно просчитать все варианты и выбрать верный ход…

Если Амина ведёт двойную игру, то зачем ей так понадобился Рун, что она постаралась расположить его к себе с первой же встречи в Миллениуме? Какой ей прок от историка? Проблему “Хроноса” Этингер так и не раскусил, и у него почти не осталось идей; то есть, видимо, он уже и не расколет этот орешек, не доберётся до ядра. Если вообще есть до чего добираться.

«Стоп. А с чего ты решил, что Амина копает под тебя одного?» – Рун сглотнул, поражённый простой мыслью.

С тем же успехом она могла быть милой с любым из полезных ей сотрудников центра. С каждым из приглашённых экспертов в том числе. Этингер так явно представил себе Канзи, с улыбкой говорящей тому же Воронцову: «Они тут все гики, только о работе и твердят», – что у него даже дыхание спёрло. К щекам прилила кровь, когда он вспомнил себя, в мальчишеском запале вещавшего хакерше о потенциале проекта. На мгновение обида захлестнула его, и Рун со злостью пнул подвернувшийся под ноги камешек.

“Ложь, кругом ложь! – думал он, не зная куда девать взгляд. – Наш мир состоит из неё на сто один процент. Куда ни ткни пальцем, всюду, присмотревшись, обнаружишь враньё – потому что именно на нём, вечном и незыблемом, всё держится. Как же это осточертело! Мы лжём из злости и лжём, когда желаем добра, а правду, самую что ни на есть, никто и не знает. Ещё бы – ведь суть лжи в том, чтобы прикидываться правдой; спустя все тысячелетия, прожитые человечеством, можно быть уверенным только в одном: если ты поверил, то ты уже обманут. Да, история – вот подлинная королева вранья!