Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу извинить: соседка услышала, что я вызываю собаку, часы принесла…
ПОПУТНОЕ ДЕЛО, ИЛИ СЛУЧАЙ С САЙКАМИ. Я на огороде был. То ли землю вскапывал, то ли сажал что, теперь уже запамятовал. Огород у нас рядом с питомником был. Собаки жили в питомнике, наши, милицейские. Ежедневно приходишь, занимаешься с ними. Без тренировок ничего не получится, не будет никакой работы. А они уж тебя ждут… Там для них кухня, повара, все как полагается. Отзанимался — потом на огород идешь. Люблю ковыряться в земле.
Слышу: плач женский в лесу. Лес-то тоже рядом.
Пошел, поглядел. Женщина плачет. Шла из магазина с покупками. Мужчина на нее напал, с ножом, отобрал деньги, продукты. Сайки были в авоське — сайки тоже взял. Не побрезговал. Уходя, пригрозил: с места не сходи, закричишь — вернусь и прирежу. Она и молчала, пока он не скрылся из глаз.
Я сбегал на питомник. Вернулся с собакой. Тогда Дикс был, серый пес. Умный и злющий. Чистый зверь.
— Куда, — спрашиваю, — побежал?
— Да вот туда, — говорит. Показала в сторону Вторчермета.
Пошли с Диксом. Нашли сайки. Что они ему, лишние, что ли, показались? Шел и выкидывал. Иногда преступник делает необъяснимые поступки. А нам как раз это надо. Всегда ждешь, что он на чем-нибудь да себя окажет. Нам ведь много не надо — только бы за что зацепиться…
Дикс как сайки понюхал, так давай ходу! Бежит, почти и к земле перестал принюхиваться. Запах сильный, свежий.
В поселке Вторчермета догнали. Дикс бросился, свалил его. Тот, конечно, орать. Я сразу сделал обыск. Нож нашел. Тут же и деньги, которые он отобрал. Семь лет дали.
Попутное дело вышло. Ходил на огород — вернулся с уловом.
НАСТАВЛЕНИЕ МОЛОДЫМ. От других мне не раз приходилось слышать: не работает собака, ничего не получается. Вроде бы устарело это занятие… Не надо, слышь, и точка. Стали сокращать штат проводников, лишили офицерских званий. Теперь вернули. О чем это говорит?
Я считаю: нужно всячески поднимать авторитет собаки. Работник такой — пойди поищи! Что сам не сможешь, она сделает. Однако помни: собака не автомат, а живое существо. Ее уважать надо, понимать, чувствовать. Без этого ничего не получится.
Иной раз молодые обижаются: «Я образование имею хорошее!» А собаку не понимает. Откуда же будут результаты?!
Тут особое образование требуется.
Первое дело — внимательность. На собаку надейся, сам не плошай. Проводнику надо быть как артисту. Собака очень смотрит на проводника. Как он, так и она. Растерялся пес, потерял след, мечется — поговори с ним, подбодри. Не вздумай орать (делают ведь и так!). Собака должна чувствовать, что ты веришь ей, надеешься на нее.
Самое главное — контакт с животным. Надо, чтоб оно к тебе тянулось, ловило каждый твой вздох, взгляд. Язык у нас разный, а надо, чтоб был общий. Я столько литературы перечитал о собаках — и специальной, и художественной, везде об этом говорится. Сердце надо иметь. Оно в работе всегда необходимо.
Сам померзни, сам поголодай, а собаке дай, ее обогрей. Уж не поскупись, а она в долгу не останется. Сколь ты ей, столько и она тебе. Даже больше. С процентами!
Ну, конечно, времена меняются. И преступники меняются. И милиция теперь другая. Прежде транспорта было меньше. А теперь и рации, и автомашины, всего, чего хочешь. Легче стоять на страже законности и порядка.
СЛЕД ВЗЯТ! В начале шестьдесят четвертого года проводили меня на пенсию. Говорят: поработал — пора и на покой. Провожали меня хорошо, грех обижаться. А все-таки попереживал. Главное — привычка, любимое дело тянет, нет-нет да и забежишь на старое место…
Сейчас у меня Найда. Молоденькая еще, год с небольшим. Учу ее. Пригодится, мало ли что бывает! Это моя первая личная собака. Вот грибы пойдут, посажу в мотоцикл — и айда в лес… С нею веселее. И вот, понимаешь, что недавно вышло.
В начале лета наведались мы с нею в лесок, нагулялись, надышались, я присел на пенек. Птицы поют. Хорошо. Вдруг из кустов трое выходят, с удочками. Молодые, лет по тридцати с небольшим. Найда зарычала, я ей: «Фу!» Они прошли, на нас поглядывают. Потом остановились, один ко мне подходит.
— А я вас узнал, — говорит.
— А я тебя нет.
— Вы в уголовном розыске работаете…
— Ну, допустим, — говорю. Не хочется признаваться, что теперь уже отставник, на постоянном отдыхе. Сам в него вглядываюсь. Блондинчик, вихрастый, плечи широкие. Где я его видел?
А он смеется:
— Вот там мы с вами встречались… Узнали теперь? Вернее, вы к нам домой с собакой приходили. Меня задерживать.
«Эге, — думаю, — вот оно что…» На всякий случай Найду к себе ближе подозвал. А она тоже глаз с него не спускает, будто понимает, о чем разговор. Инстинкт у них.
Только это я зря. Он и мысли такой не имел. Как объяснились мы, вовсе расцвел. И другие тоже заулыбались.
— Ну, что же, — говорит, — вам, конечно, труднее вспомнить. А я помню. И мать часто вас вспоминает. Спасибо вам говорит. Ведь если бы вы тогда меня не накрыли, я, может, дальше бы пошел, понравилось бы. Стал бы профессиональным вором… А теперь слесарь, ударник…
— А что тебя тогда толкнуло?
— Смешно сказать! Сладкого захотелось, в войну сладкого не хватало…
Все точно. Теперь и я его признал. Верно, он, как есть он. Конфеты тогда из склада унес, а меня табаком старался со следу сбить. Через сколько лет встретились! Вот как бывает.
Пожали мы друг другу руки. Очень вам, слышь, признателен — спасли вы меня. Я говорю: «Ты не меня должен благодарить, а Джильду. Жаль, нет ее. Она тебя из беды выручила…» Он и про Джильду справился. Головой покачал, узнав, что уже давно она в земле. Найду хотел погладить, да говорит: «Боюсь, укусит. Серьезные они у вас…» На том и расстались.
А у меня на сердце тепло. Выходит, и в самом деле помог человеку. Вот она какая, наша служба! И Найда будто еще милей. Выходит, через собаку — спасение непутевому.
Иногда гляжу на нее, на Найду свою, и думаю: молодо-зелено. Много еще тебя надо учить, чтоб стала такой, как Джильда или Пальма. А сколько же надо, чтобы выучиться человеку?
Пусть молодые не брезгуют опытом стариков — дело пойдет быстрее. Хочется, чтоб каждый рапортовал: «След взят!»
И еще одно хочу сказать молодым: помни, какому делу служишь. Пусть тебе погоня за жуликами не затмевает глаза, не портит характера. Жуликов единицы, честных людей — тысячи, народ. У народа