— Это правда, Дрочман? Ты заедаешь муки одиночества пончиками?

— У меня есть друзья.

Я хотел, чтобы это прозвучало дерзко, но вышло сопливо. Они не купились. Они видели, как я пытался заводить друзей. Сначала робел, потом становился настырным, не давал прохода и отпугивал всех.

— Неужели? И кто же?

— Бел.

— Твоя сестра? — Бен расхохотался. — Я думал, нельзя быть еще большим ничтожеством, но тут снизу постучали. Ты продолжаешь радовать. Единственный человек, кого ты назвал другом, — и та твоя родственница. Но тут вот какое дело, Дрочман, — он запустил свободную руку в карман и вынул оттуда телефон. — На прошлой неделе ты говорил совсем другое.

Он ткнул пальцем в экран.

«Моя сестра — сука. Ненавижу ее. Она еще получит по заслугам».

Голос, искаженный динамиком, казался жестяным, но в нем все равно безошибочно узнавался мой голос.

И я вдруг резко вернулся в прошлое воскресенье, и снова лежал в подворотне за булочной в шесть утра, и тротуарная плитка холодила и царапала мои руки, которые крепко держали Камал и Брэд.

— Просто скажи, — Бен присел рядом со мной на корточки, протягивая свой телефон. — Один разок, под запись, и мы тебя не тронем. В противном случае…

Я вспомнил рррвущийся звук между ног, внезапное прикосновение холодного воздуха и еще более холодного металла, приставленного к внутренней стороне бедра. Вспомнил, как держался изо всех сил, чтобы не обоссаться.

У меня дрожали ноги. Если я не прыгну, то упаду. До Бел, наверное, все еще можно было докричаться. Позвать ее… Но мой взгляд упал на телефон Бена, и я отмахнулся от этой мысли.

Они были уже почти у самой стены. Я оглянулся и посмотрел вниз. По ту сторону была лишь отвесная стена. Спуститься вниз невозможно. Прыжок оставался единственной надеждой.

Если ты не доверяешь себе, доверься мне.

— ТРИ! — прокричал я с такой силой, что они остановились как вкопанные.

— Что… — начал Бен, но я не дал ему закончить, продолжая свой громогласный обратный отсчет.

— ДВА…

Ноги подо мной подогнулись, корпус подался назад.

— ОДИН…

— Ноль.

Голос Шеймуса доносится из телефона Риты, установленного на приборной панели. За последние десять минут его тон изменился с напряженного до откровенно истерического.

Скорая рвано лавирует в потоке машин, и мы вписываемся в пустоты, оперативно расчищенные воем сирены, за впереди идущими автомобилями.

— Я несколько раз перепроверил все камеры — незащищенных точек доступа попросту нет. Организовать нападение не было никакой возможности, никто не мог ни войти, ни выйти незамеченным.

— Передо мной в карете скорой помощи лежит раненая женщина, которая могла бы поспорить с такими выводами, Шеймус, — говорит Рита.

— Я не знаю, что тебе еще сказать, Рита…

— Тогда зачем ты нужен? — она тянется к приборной панели и пальцем отключает устройство.

Передо мной лежит раненая женщина. Я представляю, как мама дышит, как в такт дыханию поднимается и опускается ее грудная клетка. «Главное, дыши, — говорю я не только ей, но и самому себе. — Только не прекращай дышать, черт возьми». Вспоминай…

Рита черными и служебными ходами под локти вывела меня из музея, скинув туфли на высоких каблуках и бросив их рядом с лужей крови на полу. На одном повороте каталку с мамой завернули направо, и я хотел было последовать за ними, но Рита как отрезала:

— Налево.

— Но… — начал было я, но осекся, увидев ее лицо и вообразив, как один из липовых санитаров ведет скальпелем по маминой шее. Я пошел налево.

— Так просто короче, — объяснила Рита. — Там будет лестница, по которой с каталкой не проехать.

Пару поворотов спустя мы поднялись по одной бетонной лестнице, спустились по другой, которая привела нас к черной двери с зеленой табличкой, оповещающей о пожарном выходе. Я потянулся к металлической скобе, но Рита остановила меня:

— Подожди.

Она поднесла к уху телефон.

— Шеймус, ты следишь за дорогой? Восточный выход.

В трубке раздался трескучий голос Шеймуса:

— Чисто.

— То же самое ты говорил и в прошлый раз.

— Можешь мне не верить, если хочешь, — раздраженно парировал Шеймус, — но зачем тогда спрашивать?

Рита выругалась и повесила трубку.

— Так, — сказала она, разворачивая меня лицом к себе. — Питер, за этой дверью, ровно в двухстах футах слева, стоит черный «Форд-Фокус». Он открыт. По моей отмашке беги туда и садись в машину. Сейчас слушай внимательно — это важно. Твоя мама не уедет отсюда без тебя. Если ты побежишь не в мою машину, а куда-нибудь еще, она так и будет лежать в машине скорой помощи и истекать кровью до тех пор, пока ты не вернешься, а у нее в распоряжении не так много времени, чтобы тратить его впустую. Ты это понимаешь?

Я задушил приступ бессильной ярости.

— Да.

— Готов?

— Да.

— Тогда беги.

Я развернулся и навалился на дверь, чувствуя, как она поддается под весом моего тела. Налетел порыв октябрьского ветра, а я рванул влево по тротуару. Город слился в туннель из смазанных красок, звуков, тротуарной серости, автобусного красного, мерного дорожного гула. Черный автомобиль был припаркован у самого тротуара на двойной красной полосе — в зоне, запрещающей парковку. «Восемьдесят пять шагов», — подумал я. Двести футов. Я бросился к пассажирской двери, схватился за ручку, и дверца распахнулась. Я залез в салон.

И секунды не прошло, как открылась водительская дверь и в салон юркнула Рита, устраиваясь рядом. Видимо, она бежала прямо за мной, но я настолько ушел в себя, что даже не заметил этого. Я взглянул на нее, ища одобрения за свое примерное поведение, но не увидел ничего такого. Она выглядела испуганной. Пот кривыми дорожками струился по ее щекам, а плечи были вздернуты, как будто она пыталась защитить от чего-то шею. Ее взгляд, направленный в ветровое стекло, лихорадочно метался. Я посмотрел туда же, но увидел только автобусы, машины и ленивых пешеходов — типичную для кенсингтонского утра картину.

— Отлично, — сказала она.

Рита повернула ключ зажигания, и машина затарахтела, просыпаясь. Она включила первую передачу, но потом замерла, застыла.

— В чем дело? Чего мы ждем… — начал было я.

Монотонной гаммой завыла сирена, и мимо с мигалками пронеслась желто-зеленая в шашечках машина скорой помощи. Рита выжала сцепление, и мы помчались вдогонку.

— Что мне нужно делать? — спрашиваю я Риту.