Цокот копыт эхом отразился от стен коридора. На меня налетел мессир Леонард. С горящими глазами и развевающейся гривой он так сильно напоминал христианское изображение Сатаны, что я вскрикнул от ужаса.

— Оно там, наверху! — крикнул мне директор и галопом поскакал к лестнице. Я крепче стиснул в кулаке амулет, наскоро запер дверь и поспешил за ним.

Пятый этаж был залит тем же мертвенным зеленым светом, но он уже таял, растекаясь, как туман. Добрая половина ламп освещения была разбита, и осколки усеивали пол. Выпущенные на волю светляки бестолково метались повсюду, но часть жучков валялась среди осколков кверху лапками. Я поднял одного из них.

— Дохлый.

Мессир Леонард понюхал светляка на моей ладони.

— Очень странно, — проблеял он, — вы не чувствуете магии?

Я провел амулетом над жуком. Он вспыхнул ярко-зеленым светом, дернул лапками — и с треском рассыпался в прах.

— Магия мертвых, — со знанием дела определил мессир Леонард.

Вслед за нами на пятый этаж поднялись и остальные учителя. На лестницах замаячили даже мордашки детей — заспанные, но от этого не менее любопытные.

— Магия мертвых? — Дама Морана, выглядевшая нелепо в цветастом ночном халате, отороченном мехом, поправила на волосах сеточку. — Откуда, профессор?

— В нашей школе есть несколько ее ярких представителей, госпожа Геррейд. Те, кто, если вам так будет угодно, живет в ТОМ мире. А сейчас, когда на носу Самхейн…

— Привидения? Вы думаете, это их шутки?

— Хелем не взятые могут вернуться туда, где Даждьбога щит ярко сияет, — со знанием дела произнесла Сирена. — В пору Безвременья очи богов путь им укажут к хоромам предков…

— Обычно они ведут себя более сдержанно, — поджала губы дама Морана. — Если так пойдет и дальше…

— Думаю, к Самхейну они успокоятся, — сказал мессир Леонард. — Но на всякий случай я проведу обряд. Это должно их остановить.

Но директор ошибался. На вторую ночь все повторилось — с той только разницей, что на сей раз пострадали оконные стекла. Они вылетели не только в рекреационных, но и во всех комнатах северной стороны, так что пришлось часть детей временно переселить в другие комнаты, поставив по четыре-пять кроватей там, где раньше стояли две-три, а некоторые занятия сократить, ибо пострадали и классы. Но третья ночь прошла удивление мирно — неизвестный полтергейст ограничился завываниями и топотом ног. Однако этого с лихвой хватило, чтобы многие в школе не сомкнули глаз полночи.

В эти дни у меня в живом уголке произошло печальное событие — умерла мавка. Эти полуводяные духи на зиму впадают в спячку, подобно русалкам и водяницам, и просыпаются, когда прогреются водоемы. Ослабленная из-за плохого содержания, мавка не смогла впасть в спячку вовремя и слабела не по дням, а по часам. Она стала настолько прозрачной, что лишь по блеску волос и шевелению песка в аквариуме можно было понять, где она находится.

В последнюю ночь перед Самхейном я сидел возле ее аквариума, и когда из коридора послышались заунывные вопли, заметил, как заколебалась вода.

— Ты что-то чуешь? — спросил я.

— Чу-у… чу-у… — только и донеслось в ответ.

— Кто это? Призрак?

— О-о!.. О-о-о… не-ет…

— Это человек? Кто-то из магов или ученики? — забеспокоился я.

Но мавка лишь булькала водой и что-то шептала. Из ее шепота я разобрал только, что она сильно напугана — настолько, что от страха и умерла.

И тем не менее Самхейн остался праздником. Он служил как бы подготовкой к празднику Йоль, когда Рождается новый год и новый бог. Простые смертные ошибочно называют этот день Рождеством, приписывая все одному-единственному человеку, и не подозревают, что на самом деле празднуют не день рождения младенца, но возрождение всего мира, каждый раз обновлявшегося в самые короткие дни года.

Замок в одну ночь расцветился сотнями огней и гирляндами. Повсюду под потолком плавали воздушные змеи — казалось, здесь открыли филиал китайской выставки воздухоплавания. Занятия в этот день отменили, и школьники слонялись по коридорам, временами уворачиваясь от нежити, которая, не боясь света дня, шныряла под ногами: Домовики исподтишка старались что-нибудь стащить, кикиморки швырялись всем, что попадется под лапку, похожие на жертв техногенной катастрофы брауни просто бегали и размахивали лапками. Где-то кого-то окатили водой. Девочки взвизгивали, когда кикиморки дергали их за косы. Упал кто-то из старшекурсников — брауни связал ему вместе шнурки на ботинках.

Среди воздушных змеев скользили привидения. Заметив меня, Нетопырь Малюта Скуратов камнем спланировал вниз и огрел холодным крылом по спине:

— Ну, как? Обживаешься помаленьку?

— Спасибо. Кстати, ты не знаешь, кто это шумел по ночам?

— Не мое дело. Я вообще случайный гость — как на этом празднике жизни, так и там, в холодном мире по ту сторону. Я одинок, позабыт, позаброшен. И никто меня не любит, а все только норовят наступить на крыло и… Уй! — Нетопырь даже подпрыгнул, потому что кто-то из первоклассников действительно запустил в привидение петардой. Она взорвалась прямо в прозрачном животе Малюты, и он мгновенно стал пестрым от высыпавшегося конфетти.

— Укушу-у! — завыл Нетопырь, кидаясь за мальчишкой, и оставил меня в покое.

Во время праздничного обеда в зале распахнули окна, и в них стали влетать вороны, сороки и галки. Вороны несли письма от родных и друзей, сороки — телеграммы, а галки, объединившись в стаи, тащили посылки. Нашлось несколько мальчишек и девчонок, которым посылки доставили серые вороны — родители этих ребят проживали на другом конце света.

К своему удивлению, я тоже получил письмо и посылку. Моя мачеха, Алиса Граф, поздравляла меня с праздником и долго, путано извинялась за то, что сама не решилась открыть мне правду. В посылке оказался хрустальный футляр для моего амулета и красивая фибула с изящно вышитой руной Уруз, соответствующей моему настоящему дню рождения. Примерив фибулу, я вздохнул про себя и решил, что обязательно пошлю что-нибудь мачехе на память.

Вторая посылка пришла, когда все уже отправлялись в большой зал, где должно было произойти главное действо ночи Самхейна. Две галки втащили маленькую коробочку, уронили ее к моим ногам и умчались прочь так стремительно, словно боялись, что я выдеру им перья.

Я поднял коробочку. На ней не было ни подписи, ни обратного адреса. Только несколько славянских рун, долженствующих обезопасить посылочку от магического просвечивания. Заинтригованный, я открыл ее…

И тут же выронил, скорее от раздражения и разочарования, чем от страха.

В коробке лежала дохлая крыса.

— Глупая шутка, — громко сказал я, надеясь, что меня услышат те, кто захочет насладиться моим испугом.

— Нет, — раздался над моим ухом скрипучий холодный голос. Оказавшись рядом, Черный Вэл двумя пальцами поднял крысу за хвост и положил в коробку. — У вас завелись враги. У вас есть враги, Максимилиан?