– Долго еще сидеть?

– Уже должны сменить были. Неохота ведь никому тут торчать, отлынивает молодежь. Меня, по правде, тоже сюда против воли загнали. Мол, лучше уж там воняй.

Мы помолчали.

– А хорошо ли быть драконом? – спросил я.

– Неплохо, пожалуй, – ответил Вонючка, крепко подумав.

– Ну что ж, за драконов, – сказал я, направляясь к источнику.

– За драконов! – обрадовался Вонючка, последовав моему примеру.

Утолив жажду, он выразил желание выучить мою песню, я сказал ему слова, память у него оказалась хорошая, и мы запели:

Любо-дорого было послушать, как дракон ревет песню на весь лес, при этом ухитряясь сохранить мотив. Я себя почти не слышал, но тоже старался изо всех сил.

Заключительные ноты прозвучали особенно удачно, и, воодушевленные, мы подкрепились воспетым напитком. Вонючка, как и я, уже изрядно осоловел.

– Бьорн, – восторженно воскликнул он, – а из тебя отличный дракон мог бы получиться! Давай я замолвлю словечко, Древнейшина наверняка согласится!

– Дудки! – Я со смехом погрозил ему пальцем. – Все про вас, драконов, знаю, не думай! Одна дракониха на всю ораву! Я в очереди стоять не люблю!

Вонючка пригорюнился и ушел к источнику. Вернулся он, впрочем, повеселевшим.

– Слушай, Бьорн, а все-таки удачно вышло, что ты ко мне забрел! – сказал он, обнимая меня крылом за плечи. – А какими судьбами ты ко мне забрел? – встрепенулся он.

– Да я же говорил, на Землю мне надо.

– А, помню, ты же… это… бежишь. А от кого ты бежишь?

– Да так, от одного бога войны, – терпеливо начал я свою историю по второму кругу, – от Росомахи…

– Какой-то жалкий божок осмеливается обижать моего друга! – зарычал дракон. – Подать сюда эту Росомаху!

Вонючка бросился в лес, ломая молодую поросль и яростно рыча. Минут через пять он вернулся и тяжело перевел дух.

– Уф, – сказал дракон, – что-то не нашел я вражину! Но ты не переживай! Вот хлебну пива, и тогда она от меня не уйдет!

– Прекрати, что ты раздухарился? Росомаха сейчас наверняка в поселке…

– Я спалю этот поселок! – задорно гаркнул Вонючка, на секунду отрываясь от пенящегося потока.

– Что ж, это странный мир, – расстроился я, – поэтому мне и хочется на Землю, в родной городок. Здесь все стремятся сожрать друг друга, и, кажется, только у нас и можно найти доброту. – По моим щекам потекли слезы, я махнул рукой и отправился заливать печали.

– Ну что ты, Бьорн, перестань. – Вонючка сочувственно опустился рядом со мной и уныло опустил голову.

– Жестокость, – всхлипывал я, – как вы не можете понять, что жестокость и пиво несовместны…

– Эх, Бьорн, – Вонючке передалось мое настроение, – а ты думаешь, драконам намного лучше твоего приходится? – Он душераздирающе вздохнул. – Да нас, если хочешь знать… Да мы… Слушай, друг, спой что-нибудь грустное, а, ты так хорошо поешь! Про нас, про драконов, ты ведь в душе дракон, я знаю… – Кажется, он тоже заплакал.

– Я в душе художник…

– Вот-вот, я же и говорю… – Вонючка окончательно разрыдался. – Мы ведь, драконы, тоже в душе художники… Только рисовать не умеем…

– Так я не знаю про драконов…

– Ну пожалуйста, Бьорн, я ведь подпою!

– Ладно… – И обливаясь слезами, прерывая пение походами к источнику, мы затянули старую добрую песню, которую я на ходу переделал соответственно случаю:

После этого мы уже почти не говорили. Песня имела такой бешеный успех, что мы пропели ее раз десять подряд. Про пиво мы тоже не забывали. Наконец, я сообразил, что если хочу пройти сегодня через врата, то мне пора. И был прав, ибо вместе с Вонючкой, который отправился меня провожать, до ворот мы добрались с немалым трудом.

– Прилетай в гости, дружище, – просил я, – я тебя еще не так угощу. Прилетишь?

– Обязательно, но и ты, Бьорн, меня не забывай, – требовал он. – Меня вот-вот сменят, и я вернусь в драконьи горы. Спреи… спроси там Вонючку…

– Прощай, друг Вонючка, – сказал я, обнимая дракона. – Будет возможность – обязательно тебя проведаю. Обещаю!

– Буду ждать, буду ждать, – сказал дракон сонно и, глядя куда-то вниз, под себя, задумчиво добавил: – Подумать только. А ведь до сегодняшнего дня я считал, что ног у меня всего две…

Пологие холмы, покрытые мягкой как шелк травой. Могучие деревья неизвестной мне породы – сюрреалистическая помесь дуба с березой, но только хвойные. Поляны, сплошь заросшие цветами самых идиотских расцветок… Жену бы сюда. То-то было бы сюсюканья…

Я двигался в указанном направлении, время от времени прихлебывая из подаренной фляги. Фляга была литра на полтора. По моим подсчетам, я уже давно должен был выхлебать из нее все, но фляга по-прежнему была полна. Я решил в этом плане не заморачиваться и продолжал пить.

Воздух был настолько свежим, что курить хотелось не переставая. Мало того. Курить хотелось даже во время курения. Затягиваясь дымом только что прикуренной сигареты, я уже с вожделением думал о следующей.

Время от времени тропинка упиралась в маленькие лесные речушки, через которые я легко перепрыгивал. На берегу одной из них я присел отдохнуть. В прозрачной воде плавала стайка золотых рыбок с роскошными хвостами. Мелодично гремел птичий хор (да так слаженно, словно птицы подчинялись невидимому дирижеру). Над моей головой порхали бабочки. Кругом царила настоящая идиллия, но я испытывал смутное беспокойство, которое все больше нарастало. Что-то в этой идиллии было не так. Чего-то мне не хватало.

И я знал – чего именно.

Не хватало консервных банок на дне речушки. Не хватало битых бутылок (целые бутылки тоже отсутствовали). За всю дорогу я не встретил ни одной гниющей мусорной свалки, ни одного ржавеющего древнего трактора, погибшего в неравной битве с урожаем. Старые покрышки не валялись повсеместно. Легкий ветерок не вынес мне под ноги ни одного обрывка газеты. Ни клочка туалетной бумаги. Под ногой, правда, был сигаретный бычок – но это был, увы, мой бычок.