То, что Лаури Нурминен — полноправный гражданин Пандеи, знал один лишь управляющий, за небольшую взятку подделавший документ вселения, где жилец Нурминен значился отверженным под номером 889977, профессия — разнорабочий. Длинные черные волосы не позволяли окружающим рассмотреть его «чистый» лоб. В таком положении вещей были свои плюсы, потому что его никто не беспокоил. Ни «Союз Пандейских Ветеранов» со своими еженедельными собраниями, ни Департамент Правопорядка, ни многочисленные общественные организации, поскольку для них он практически не существовал. Лаури Нурминена можно было обнаружить только по месту основной работы, где он бывал не так уж и часто, а вот по месту жительства… Никто даже подумать не мог, что он, почетный гражданин Пандеи, кавалер «Ордена неукротимого мужества» третьей степени, обитает среди клейменых. Ни одной, даже самой хитроумной службе не придет в голову искать его в грязной общаге для второсортных людей. А даже если его и накроет одна из проверок, подобное нарушение каралось довольно мягко: всего-то пожизненным запретом на проживание в столице.

Умывшись в маленькой, облупленной, вечно текущей раковине и сжевав безвкусный брикет бесплатного питательного рациона, Нурминен неожиданно вспомнил весь вчерашний день в самых мельчайших подробностях.

Лаури машинально коснулся нагрудного кармана куртки, где лежал заветный блокнот с телефонным номером Кайсы. Тот был на месте, а значит, теперь дело осталось за малым — позвонить. От этой мысли ему сделалось несколько не по себе. Странная неуверенность, раньше он за собой подобного никогда не замечал. Чего он боится? Быть может, «Белых сестер»? Ерунда! Тогда что же его останавливает? Чувство было необычным, словно ветеран стоял на распутье. То, что впереди, скрывает густой туман и, самое главное, ты хорошо понимаешь: стоит тебе сделать один короткий шаг — и пути назад уже не будет НИКОГДА! Что бы ни ждало тебя впереди, повернуть с полпути будет невозможно. Замкнется невидимая цепь, и разматывающаяся лента пока незримых мелочей вовлечет тебя в неумолимый круговорот неотвратимости.

Нурминен равнодушно размышлял, с отвращением поглядывая сверху на задыхающийся в сизом смоге обреченный город. Люди, снующие внизу, даже не осознавали, что живут в огромной страшной тюрьме, в недрах гигантской мясорубки, способной перемолоть миллиарды хрупких человеческих костей. Что они не вечны в отличие от жутких, мерно проворачивающихся стальных ножей. Мясорубка будет вращаться даже тогда, когда перемелет в пыль последнего из живых, и именно это по-настоящему пугало. Нет, не смерть, а то, что система сможет благополучно существовать после тебя, и, что бы ты ни делал, результат всегда окажется тот же — ты проиграешь. Потому что ты даже не винтик, а так, мелкая стружка, сыплющаяся из исполинского станка…

Мрачные мысли были прерваны неприятным посторонним звуком. В соседней ячейке раздался визгливый женский крик, затем что-то с грохотом упало. Лаури поморщился, поскольку хорошо знал, что последует вслед за этим. Так и случилось.

Обитая фанерой от старых посылок дверь с давно сломанным замком резко отворилась, и в комнату заскочил высокий всклокоченный блондин с длинным номером на лбу. С ходу плюхнувшись на единственный колченогий стул, он мрачно уставился на Лаури.

— Ну, чего тебе, Фишту? — недовольно спросил Нурминен. — Между прочим, я уже собрался уходить…

— Твои дела подождут! — напряженно ответил Фишту Кетри и тут же с чувством добавил: — Проклятая шлюха! Она снова с кем-то крутит шашни за моей спиной…

Жена Кетри была легализованной проституткой. Торговать своим телом могли только отверженные. Граждане Пандеи охотно пользовались их услугами, хотя официально это, конечно, не поощрялось.

— Но ведь проституция — это ее основное занятие! — вполне резонно возразил Лаури, отвернувшись к окну. — Кажется, она даже состоит в профсоюзе…

Фишту нервно мотнул головой:

— В рабочее время все нормально, здесь у меня претензий к ней нет, но она встречается с кем-то и на выходных…

— Откуда ты знаешь?

— У меня есть один хороший знакомый из местной уличной банды… Я заплатил ему, чтобы он проследил за этой шлюхой…

— Что?!! Но ведь это незаконно!!!

— Зато у меня оказались неопровержимые доказательства ее измены…

— Какие еще доказательства?

— Давай лучше не будем! — ревнивец с хрустом сжал кулаки. — Я когда-нибудь убью эту развратную суку…

— Но ведь она и должна быть такой!

— А мне наплевать! Убью, и точка!

— В таком случае тебя отправят в газовую камеру. Ты ведь лучше меня знаешь, что за это бывает…

— Да знаю, знаю я…

Видя искренние страдания горемычного соседа, Нурминен немного смягчился:

— Послушай, приятель, мне действительно нужно уходить. Если хочешь, оставайся у меня, сколько тебе заблагорассудится, я не вернусь до самого вечера.

— Правда?

— Ага. Вон, можешь на город сверху поглазеть. В твоей ячейке окна, кажется, нет?

— Конечно же, нет… — зло прошипел Кетри. — Мы не можем позволить себе платить еще и за проклятое окно. Этот паршивый управляющий, этот гнилой ублюдок, — настоящий садист, он меня ненавидит… И каждый раз похотливо пялится на мою жену.

— Да ну, полно тебе…

— Ага, только и ждет случая настучать на меня в Департамент Благополучия. А после подкатить на всех порах к молодой красивой вдовушке!

— В общем, располагайся, как дома… — И с этими словами Лаури проворно выскользнул в коридор.

Там он тут же был пойман за грудки крупной длинноногой красоткой в ярко-красном, плотно облегающем стройную фигуру комбинезоне.

— Ты что там ему наговорил? — острые соски жрицы любви ощущались даже сквозь одежду.

Совершенно обалдев, Нурминен скосил глаза чуть вниз, и ему почему-то пришли на ум две совершенные самонаводящиеся ядерные боеголовки.

— Отвечай мне немедленно, что ты ему сказал?

— Да собственно… ничего… — Лаури безуспешно пытался вырваться из крепких объятий проститутки. — Чокнутая, ты же меня сейчас придушишь!

— А я ведь знаю, что ты незаконно здесь проживаешь… — прошипела разгневанная красавица. — Я знаю, что ты гражданин! Почему ты это скрываешь?

— Да откуда тебе известно? — не на шутку перепугался Нурминен.

— Управляющий рассказал! — И девица грубо схватила Лаури за волосы, обнажая его девственно чистый лоб.

— Ну, что я говорила? Клейма нет!

— Вот сволочь!

— Я?!

— Управляющий! Я ведь ему плачу за то, чтобы молчал, а не трепался на каждом углу…

— Эй-эй, полегче! Ничего не на каждом! Просто я кое-что для него сделала. Ну то, что умею лучше всего… Обычно после этого мужчин тянет на всевозможные откровения, вот он и сболтнул…