— А потом вы уже прочитали о деле Черной Орхидеи?

— Нет, я, вообще-то, занимался ребенком, пропавшим в Блэкхите.

— То есть объединяет эти два убийства, по вашему представлению, только цветок?

— Ага.

— Вы сказали, что получили фотографию от другого журналиста. Он упоминал вам о деле Черной Орхидеи?

— Нет. Я никогда и ничего об этом не слышал. Но я получил анонимное письмо, которое связывало вашу девушку, Луизу Пеннел, с… — Он нахмурился. — Вспомнил! Элизабет Шорт была другой жертвой, да? И случилось это много лет назад в Лос-Анджелесе.

— Да. Вы вникли в подробности ее дела?

— Нет. Полез было в Интернет за информацией, но если честно, то давнишнее дело как-то вытеснилось пропажей мальчика. Ему всего двенадцать…

— Письмо до сих пор у вас?

— Нет. Мне, наверно, следовало сохранить его, поскольку вы здесь и что-то определенно происходит. Но поймите, к нам приходит уйма писем от разных придурков, стоит только сообщить в газете о каком-то убийстве. Я уже говорил с кем-то из полиции Ричмонда, кто расследует это дело. Сообщил, что уничтожил письмо. Сожалею.

— Можете в точности воспроизвести, что там говорилось?

Дик глянул на дверь — молоденькая секретарша внесла на подносе кофе и упаковку бисквитов. Он предложил гостье молоко и сахар и откинулся в кресле. Анна почувствовала, что совсем расслабилась в его обществе.

— Да в общем-то, не многое. Что убийцу Черной Орхидеи так и не поймали. А также то, что теперь есть еще и Красная Орхидея. Лично мне цветок в волосах Луизы на фотографии показался розой, но какой вышел отличный заголовок!

— Письмо было написано от руки?

— Нет, отпечатано. И не на компьютере. Ну да, не думаю, что на компьютере, — очень уж рельефный оттиск. Причем напечатан на вырванном из тетрадки листке в линейку.

— Я должна попросить вас: если в дальнейшем кто-либо свяжется с вами по поводу Луизы Пеннел, немедленно звоните мне. Вот мой номер телефона.

Она вручила газетчику визитку, и тот сунул ее в бумажник. Тревис поставила чашку на блюдце:

— Большое спасибо, что уделили мне время.

— Был рад. Вы уже обедали?

— Пардон?

— Я говорю, вы уже обедали? Я, например, еще нет, а в нескольких минутах отсюда есть отличный паб.

Анна вспыхнула и, пряча взгляд, стала застегивать пальто:

— Мне надо вернуться на работу, но за приглашение благодарю.

Пока Дик Рейнольдс выводил гостью через лабиринт коридоров из редакции и провожал до машины, она успела согласиться поужинать с ним следующим вечером. Внимание журналиста Анне весьма польстило: уже долгое время за ней никто не ухаживал и он понравился ей с первого взгляда.

Рейнольдс вскоре вернулся за свой стол и полез в Интернет. Полиция еще не поместила заявление для прессы с подробностями сходства двух криминальных случаев, и Дик по-прежнему был уверен, что обе жертвы просто были симпатичными девушками, которые носили цветок в волосах и были убиты в двадцать два года. Он не знал, что во Всемирной паутине существовал обширный сайт, посвященный убийству Элизабет Шорт, где описывались куда более ужасающие сходства. Помня к тому же, что между двумя преступлениями почти шестьдесят лет, он решил пока заняться заметкой о пропавшем школьнике.

Анна сидела напротив хмурого Ленгтона в его кабинете.

— Я знал, что эта глупая девчонка лжет, — буркнул он.

— Они продали фотографию за сотню фунтов и разделили деньги пополам.

— Я умею читать! — огрызнулся он, просматривая ее отчет с подробностями опроса Шерон, Кеннета Данна и Дика Рейнольдса. — Итак, если эти письма написал убийца — для нас они потеряны! Может, это и впрямь какой-то чокнутый?

— Нет!

Ленгтон мрачно взглянул на нее:

— В первом письме говорилось про разрезанный рот Луизы — эту деталь не упоминали в новостях. Второе вообще больше походило на головоломку. Репортер никогда не слышал о деле Черной Орхидеи, а потому решил, что сходство тут в цветке в волосах. Оба письма, я думаю, поступили от убийцы.

— В самом деле?

— Да.

— А тот репортер не клюнул, что ли, на наживку и никак это не использовал?

— Потому что он полагал…

— Да-да! Потому что полагал, будто его написал какой-то сумасшедший — вроде тех психов, что звонят нам без конца. Удивляет только, что никто эти послания не сохранил. У них, надо думать, молоко на губах не обсохло — настоящий профи ни за что бы такое не выбросил!

— Ну да, они оба еще не старые, — ответила Анна и почувствовала, как по щекам разливается румянец.

Ленгтон откинулся на стуле и усмехнулся:

— Вот как? Ну, на всякий случай хочу предупредить: им нельзя доверять — хоть старым, хоть молодым. Бьюсь об заклад, после твоего визита они примутся землю рыть, чтобы что-нибудь откопать, — и это меня беспокоит. Как думаешь?

В этот момент в дверь постучали и в кабинет заглянул Льюис:

— Переправить все эти папки в отель?

Ленгтон кивнул, и Льюис закрыл дверь.

— Подключить бы сюда консультанта-психолога. Не знаю, удастся ли высвистать Паркса: он пишет какую-то книгу и работает на «Кунард», причем почти задаром.

— Какого Паркса?

Ленгтон поднялся и зевнул:

— Ну, помнишь, по делу Алана Дэниела с нами работал консультант-психолог? С тех пор он изрядно приподнялся, так что уж не знаю, удастся ли его заманить сюда. Даст бог, помогут с этим из управления, потому что у нас по-прежнему ни черта нет. — Он присел на угол стола. — Я так полагаю, Шерон ничего нового не выдала насчет того высокого чернявого типа и его чертовой блестящей машины?

— Нет.

— И ни от кого другого мы тоже ничего нового не узнали. Терпеть не могу делать заявление для телевидения: заполучат какие-то факты — и стряпают из них сущий кошмар. Помнишь про йоркширского потрошителя? Ты же знаешь, они не располагали точными подробностями того, как он орудовал.

— Он убил одиннадцать женщин. Так что, может, очень даже располагали, — сказала Анна с раздражением.

Ленгтон проигнорировал ее тон:

— И то же самое с Фредом Уэстом. Такие зверства вызовут отвращение у читателей. Слишком много крови — и газету не купят. Прессе нужно ровно столько, чтобы возбудить в обывателях аппетит. А если мы сами ничего толком не предоставим по нашему делу, возникнет полная неразбериха. Я бы вообще запретил прессе в это влезать.

— Но мы же нуждаемся в содействии этих самых обывателей! — сказала Анна, вставая.