— Итак, ты короновался, — глухо сказал он, по-прежнему глядя в пол. Младшие кардиналы шушукались у входа в крипту, который охраняли пятеро Алых.

Канонада в старом морском порту продолжалась.

— Я взял свое и исполнил волю отца.

Он рывком поднял голову, на лице обозначилась злоба.

— Ты ввергаешь страну в пучину гражданской войны! Одумайся, наследник!

— Император.

— Ты не мой император, знай об этом!

— Мне все равно.

— Никогда… Никогда не поздно отречься от престола! Десятки тысяч жертв, десятки! Ты подумал? Ты хорошо подумал? Отрекись: и ты получишь много денег и грамоту, которая тебя обезопасит!

— Этого не будет. И я улажу дело с войной, кардинал.

Он содрогнулся, слушая, как глухо шумит, внимая пронзительным речам Литона, толпа.

— Я даю слово: ты будешь отлучен от церкви, если не одумаешься! Ашар никогда не примет тебя в свои объятия! Из Адоры придет высочайшее… Понтифик лично отлучит тебя, и тогда… о, тогда тебе останется лишь каяться!

Угу, отлучат, как Генриха Наварского дважды отлучили папской волей… Бедняга несколько раз перебегал из протестантизма в католичество и обратно, трижды став вероотступником ради власти, в конце концов покорился Римскому Папе и окончательно принял католичество. Ничего, история его простила и народ тоже. Зато он короновался и стал королем Франции Генрихом IV … Париж стоит мессы, о да.

Я задумчиво отряхнул конскую шерсть с внутренней стороны бедер.

— Мне все равно.

— Воистину: ты безбожный крейн! Мы знаем о тебе! Ты очень странный! Но ты не удержишься, пойми это! Лучше сам, добровольно, отрекись от власти, иначе…

— Это все, что вы хотели сообщить мне, кардинал? Я рад, что вы знаете все. Но я знаю о себе немного больше.

Он дышал тяжело, снова не пытаясь сдерживать свои эмоции.

— Ты добрый. Ты не станешь… не сможешь меня казнить, даже если очень захочешь! А я… я приложу все силы, чтобы низвергнуть тебя!

Черт подери, они действительно полагают, что доброта — это слабость, а сила проявляется в том, сколько человек ты можешь предать казни, не дрогнув? Смешные… Причинять добро — куда сложнее, чем зло, но дураки и самовлюбленные тупицы этого не понимают. Добро в мире зла — редкий и очень ценный товар.

Я покачал головой:

— Вас пока не за что казнить, кардинал.

— И ты не казнишь меня и впредь, а значит — я буду чинить тебе препятствия!

— Из Дирока это сложно будет сделать.

— Даже из Дирока я призову своих сторонников! Я уже пустил слух, и вместе с послами мои люди понесли известия в монастыри!

— Какое совпадение. Люди Литона тоже идут в монастыри. Он хорошо подготовился, этот маленький монах.

Омеди Бейдар передернулся всем телом, привстал, затем бессильно опал на стул.

— Посмотрим, чья возьмет. Варвест грядет!

Фанатик. Но фанатик в худшем смысле. Такие никогда не смирятся с потерей власти. Власть для них своего рода алкоголь, которым никогда невозможно напиться, а потеря власти — страшная абстиненция, к которой невозможно привыкнуть. Проще говоря: таких, как этот кардинал, всю жизнь будет «ломать». Придется подержать его в Дироке, пока все не утихнет, затем заставить отречься от сана и сослать в дальний монастырь под надзор добрых братьев Литона.

Елизавета I и Генрих VIII, ее папаша, не даром отделили церковь от влияния Папы Римского, создав англиканство. Таким образом, они убрали рычаг влияния, и стали совершенно свободными политическими игроками. То же самое сегодня сделал и я.

Впрочем, дело еще не окончено…

Я развернулся, чтобы уйти, но кардинал, вскочив, рывком сорвал с меня порфиру.

— Варвест грядет, и я его короную!

Какой настырный маленький сукин сын.

— Из Дирока это вряд ли возможно сделать. Повторюсь: вы уволены, кардинал.

* * *

У выхода из Храма меня перехватил вельможа полный, высокий, одетый с изысканностью и богатством. Щеки у него были пунцовые, а взгляд — патриотический, восторженный. Он оттер — нагло! — плечом Блоджетта, вскричал проникновенно:

— Орм Брингаст! Имперский префект провинции Гарь! Я опоздал, только что прибыл… Говорили, что будет отречение, но состоялась коронация — о, счастливый итог!

От него пахло водкой и лошадьми.

Я живо вспомнил монахов-толкачей, которые везли вяленую рыбу этому самому Брингасту. В мешках с рыбой было спрятано «чудо». Брингаст курировал продажи «чуда» по всей провинции.

Очередной монстр, замаскированный под человека, живущий ради власти и денег. Очередная благостная морда. Я почувствовал внезапный прилив ярости.

— Как вы кстати, господин Брингаст. Ни один префект кроме вас не явился на коронацию. И даже на отречение. Так что вы, в не котором роде, уникум.

По его глазам я видел, что числит меня дурачком, что прибыл он отведать главное блюдо — отречение, и теперь — как и следует ловкому политику — мгновенно сориентировался, поменял окраску, прорвался ко мне.

— Спешу припасть к руке и засвидетельствовать свое почтение, и принести клятву нерушимой моей верности…

Я махнул рукой Алым:

— Арестуйте префекта и препроводите в Дирок.

Его глаза расширились, изумление тот час перешло в ярость, неверие, злобу, и эта гамма чувств была неподдельна и выразительна.

Разберусь с ним после.

— Но… ваше величество…

— В Дирок, Брингаст, в Дирок! Это будет для вас… чудом!

— Трагический рок больше не будет преследовать эту страну! — возвестил Шутейник и расхохотался.

Пушки продолжали грохотать.

Было уже около полудня, когда я прибыл к речному порту. На этот раз передвигался в карете, с комфортом. Со мной была Амара и Шутейник, и, конечно, кот. Его заперли в карете, чем он жутко был недоволен, он даже попытался просунуть морду сквозь крестовину окна, но просунул только пасть и что-то грозно мявкнул, показав блестящие клыки.

Ничего, котик. Это дело не для тебя.

— Эх, — проронил мой гаер. — Как в старые времена! Помните, ваше величество, как мы драпали в нощи, а?

— Угу, — сказал я.

Мы стояли на верхнем ярусе порта, на обзорной площадке между пакгаузами, внизу в дымке виднелись деревянные причалы, заполненные лодками, барками, ладьями и прочими гребными и парусными судами. Все должно выглядеть так, будто мы не ждем атаки. Однако в лодках, барках и ладьях уложены мешки с торфом и тюки с соломой. При попытке высадится войска Рендора окажутся в огненном аду. Мы сожжем пристани, но их легко будет восстановить — они ведь из дерева. С плавсредствами будет сложнее. Их стоимость я компенсирую владельцам из казны (при этой мысли желудок мой ощутил длинный голодный спазм).