Вскоре после рождения, когда глаза уже видят, но еще ничего не различают, первое, что представляется еще девственному зрачку, – это человеческое лицо. И когда в последние минуты жизни взор наш блуждает в томительной тоске агонии, наши глаза с жадностью ищут дружеское лицо, чтобы взглянуть на него прежде, чем закрыться навсегда. Лицо человека, на котором могут изображаться беспредельная любовь или вечная ненависть, внезапная симпатия или непреодолимое отвращение, представляет для нас самый интересный предмет в мире. Все библиотеки на свете не могли бы вместить в себе мыслей и ощущений, которое пробуждало в людях лицо человека, с тех пор как это бедное разумное двуногое утаптывает почву нашей планеты. Религия создала из человеческого лица храм предрассудков и обожания; правосудие искало на нем следы преступлений; любовь получала от него самые нежные наслаждения; наука открыла, наконец, с его помощью, происхождение племен и выражение немощей и страстей, а также нашла в нем мерило для энергии мысли.

Словари наших языков собрали все плоды наших стремлений, знаний, наших поверхностных и глубоких исследований. Искусство изобразило человеческое лицо в бесконечном разнообразии и изменчивости его выражений. Первый художник, попробовавший с помощью острого кремня провести линию на кости или роге оленя, прежде всего изобразил грубое начертание человеческого лица с помощью круга и трех или четырех точек.

Этот всеобщий культ человеческой наружности находит себе полное оправдание: лицо человека, занимающее столь небольшое пространство, представляет одну из самых выразительных картин человеческой природы, совмещая в себе, кроме пяти органов чувств, множество деликатных нервов и подвижных мускулов. Поэтому, лицо наше без слов выражает радость и скорбь, любовь и ненависть, презрение и обожание, жестокость и сострадание, бред и вдохновение, надежду и боязнь, сладострастие и стыдливость – словом все желания, все страхи, все разнообразие жизненных проявлений, исходящих ежеминутно из высшего центрального органа – головного мозга.

Много веков тому назад, когда наука не собрала еще материалов наших наблюдений, нужды общественной жизни заставляли изучать человеческое лицо с тем, чтобы читать на нем мысли разума и чувства сердца. Отсюда ведет свое начало эмпирическое искусство, обходившееся без правил и систем, переходя по наследству от отца к сыну, как достояние грубого опыта.

Несколько анекдотов, собранных Лафатером, могут дать понятие об этом физиогномическом искусстве, которым обладают, в различной степени, все люди на свете.

Отец одного добродетельного юноши, который собирался в отдаленное путешествие, сказал ему при прощании: «Только об одном прошу тебя, мой сын, возвратись ко мне с прежним лицом!»

«Во сколько вы оцените мое лицо?» – спросил незнакомец физиономиста. Последний, разумеется, отвечал, что весьма трудно определить цену наружности. «Оно стоит 1,500 талеров, – возразил первый, – так как эту сумму мне пришлось получить в займы от одной незнакомой особы, доверившейся только моей физиономии».

Однажды к графу Т., живущему в В., зашел его приятель, старавшийся придать своему лицу веселое и спокойное выражение. Окончив дело, по которому он являлся, этот господин уже хотел было удалиться.

– Я не позволю вам уйти! – сказал граф.

– Что за странная мысль, – отвечал его друг, – мне нужно уже уходить от вас!

– Но вы не выйдете из моей комнаты, – возразил граф, запирая дверь на ключ.

– Ради Бога, скажите, почему вы так поступаете со мною?

– Потому что по вашему лицу я вижу, что вы замышляете преступление.

– Кто? Я? как можете вы считать меня способным на это?

– Вы замышляете убийство, или я ровным счетом ничего тут не понимаю!

Приятель побледнел и сознался, что граф был прав, при этом вручил ему спрятанный пистолет и рассказал свою прискорбную историю. Граф был великодушен настолько, что выручил своего друга из обстоятельств, которые влекли его к преступлению.

Тем не менее, все, что известно большинству относительно человеческого лица, ограничивается путаницей неопределенных понятий, с трудом передаваемых языком.

Попробуйте описать кому-нибудь анатомические или мимические свойства хорошо знакомого вам лица, или даже своего собственного, – и вы увидите, как трудна эта задача. Между тем, достаточно мельком увидеть человека, чтобы научиться отличать его от миллионов других людей, населяющих земной шар. Следовательно, видеть и отдавать себе отчет в виденном – две вещи совершенно различные. Взглянув на лицо, мы быстро отмечаем, как бы посредством внутренней стенографии, самые выразительные и самый характерные его черты. Наша память хранит этот стенографический образ, благодаря которому мы распознаем друг друга, – и для обыденных потребностей жизни этого достаточно. Иногда мы замечаем только одну, самую выдающуюся черту и единственно на основании этой черты составляем кличку или название. Белые зовут чернокожими все народы Африки и Меланезии, потому что внимание первых, прежде всего, поражается окраской последних, резко отличающейся от цвета их собственной кожи. Также точно мы окрещиваем людей эпитетами: кривой, длинноносый, толстогубый; говорим о лицах глупых, похотливых, красивых или безобразных, хотя, кроме этих типических признаков, подобные лица обладают и многими другими чертами, дополняющими их индивидуальность.

Не все части лица одинаково важны для отличения людей друг от друга. Де-Рубеис с полною очевидностью доказал это немногими словами в своем сочинении о воспроизведении физиономий (Traité de la reproduction des physionomies), на которое мы уже ссылались в первой главе[24]:

Физиономия обладает двумя отличительными признаками, из которых один главный, другой – второстепенный. Следующие гипотезы дадут возможность понять, в чем именно заключается первый признак.

(№ 1, рис. 1). Пусть ваш приятель, которого вы часто видите и как нельзя лучше знаете, пусть он закроет свою голову повязкой, окружив ею лицо и спрятав нижнюю губу, лоб и половину щек. Остальное, т. е. глаза, нос, верхняя губа, пусть остается открытым. Хотя большая часть лица будет при этом спрятана, тем не менее, вы тотчас же узнаете физиономию, потому что отличительные признаки ее видимы.

Наоборот, предположим, что этот приятель снял свою повязку, так что голова его будет убрана, как обыкновенно; но если теперь он приложит только к передней части лица черную маску, идущую от средины лба до средины носа и закрывающую небольшое пространство, занимаемое глазными орбитами, – в таком случае друзья его не узнают, особенно если при этом он изменит форму или цвет своей обычной одежды.

Таким образом, та часть лица, которая простирается от носовых костей до середины лба и которая расположена между двумя висками, составляет отличительный признак физиономии… между тем как область, заключающая в себе выпуклости щек и нижнюю часть носа, составляет признак второстепенный.