Неплохо было бы увидеть при этом выражение лица Джули, но я в тот момент, зайдя с заднего хода в помещение персонала, уже готовилась совершить небольшой взлом посредством банковской карточки «Абби Нэшнл». Поскольку до середины дня Дженнифер состояла при грязевых ваннах, а Лола Марш — при Slender Tone, их комната была сейчас в полном моем распоряжении.

Все происходило как в кино. Карточка даже не поцарапалась. В комнате было тепло и душно, шторы задернуты. И полный беспорядок. Оно и понятно, такая комнатушка едва ли годится для проживания двоих. Кровати стояли у стен друг против друга. И там и там у изголовья пушистые зверушки, но кровать Дженнифер я узнала сразу: стенка была увешана фотографиями симпатичной малышки; любуйся на здоровье, но лапами не хватай! Знаете, чем замечательна жизнь? Злодеи оказываются совсем не такими, какими мы их себе представляем.

Стоп, Ханна, сопли в сторону! Ты не социальная работница! Спасибо, Фрэнк! Всегда вовремя приходишь на помощь. Я огляделась. У каждой кровати комод. Я подошла к комоду Дженнифер. Выдвинула нижний ящик. Как и ожидалось, пожалуйста: между накрахмаленным белым бельем засунут толстый коричневый конверт с пачкой полусотенных купюр.

Все так, только теперь их больше. Четырнадцать вместо десяти. Так ведь между Мартиным набегом и моим было еще полдюжины дохлых рыб, банка с червями и крем для рук.

Я спрятала деньги обратно в конверт и стала тщательно осматривать другие ящики. На этот мне пришлось потрудиться, но это стоило того. В глубине верхнего ящика я обнаружила еще один бесценный сюрприз, завернутый в несколько пар трусиков-бикини от «Маркс и Спенсер»: «Нитро-морс» в жестяной бутылочке. Я отвернула пробку, и ударивший в ноздри концентрированный запах тотчас вызвал в памяти кадры — этакое любительское кино: я в своей новой квартире усердно мажу аналогично пахнущим средством поверхность викторианского камина, смотрю, как оно, пузырясь, въедается в многолетние слои краски. Вот так же оно въедалось и в кожу Кэрол Уэверли. Мелькнула мысль: не обнюхать ли белье на предмет застоявшегося душка от червяков, но даже мне показалось, что это уже слишком.

Я бросила взгляд на занавешенное окно. Может, Дженнифер Пинктон опасалась, что кто-то снаружи увидит, как она считает свои деньги? Я приложилась глазом к просвету между шторами. В глубине сада стояла женщина и смотрела прямо на мое окно. Я тотчас решила, что это Дженнифер Пинктон. И тотчас же поняла, что нет. Ни малейшего сходства. И все-таки облик этой женщины был мне чем-то знаком. Хотя издалека лица ее было не разглядеть, фигуру эту я запомнила: длинные ноги, узкая талия, точеная грудь. Да-да, тот самый сказачно красивый брасс. Я сдвинула шторы, потом взглянула еще раз. Она по-прежнему стояла там же и смотрела прямо на мое окно.

Сунув «Нитроморс» туда, где его обнаружила, я ринулась за дверь, по коридору и вылетела на залитую весенним солнцем лужайку прежде, чем вы проговорили бы: «коллагеновый имплантат». В саду было пусто. Как и тогда в атриуме, после полуночного одиночного заплыва. Все у меня складывалось настолько успешно, что я решила пока не обременять себя проблемами, которых не могу решить. У меня было такое чувство, что эта разрешится сама собой, и довольно скоро.

Середину дня, просто так, на всякий случай, я провела в салоне красоты. К пяти вечера волосы у меня были ревитализированы, пятки размягчены и отдраены, а кожа свыкшихся с мытьем посуды рук стала нежной, как на щеках. У Джули на маникюре я была пятой, и новая банка с кремом у нее была уже почти на исходе. Она держалась стойко до конца и молчала как рыба, лишь сделала мне пару ценных указаний насчет того, как обходиться с кожицей вокруг ногтей. Все это косметическое удовольствие увеличило мой счет еще на семьдесят фунтов.

На месте Дженнифер Пинктон я бы уже к этому моменту серьезно забеспокоилась, почему ничего не происходит. Рискнет ли она возвращаться и проверять — вот вопрос. Я колебалась, начать слежку прямо сейчас или уже к ночи. Пожалуй, будь я в ее шкуре, мне бы уже порядком поднадоела участь полуночного жаворонка, когда на сон буквально не остается времени. Поэтому я улучила момент и скользнула обратно в салон в семь вечера, когда с уборкой было покончено, а все прочие обитательницы замка были заняты поглощением своего силоса. Тут, несмотря на все протесты моего желудка, о жертве с моей стороны не могло быть и речи.

Я пристроилась в массажном кабинете за маникюрным столиком с увлекательной книжкой, во всяком случае выставлявшей себя таковой. Это был один из интеллектуальных-преинтеллектуальных современных триллеров про серийного убийцу-трансвестита, нападавшего исключительно на женщин, носивших имена героинь Джоан Крофорд. На обложке утверждалось, что роман постмодернистский и исключительно остроумный. Я бы назвала это несколько иначе. Убийца при помощи топора как раз приступил к расчленению жертвы номер три, когда в комнате вокруг стало смеркаться.

Я отложила книгу. Примерно через полчаса вдалеке послышались щелчок и скрип. Поднявшись из-за столика, я бесшумно прошла через кабинет и встала за дверью. Шаги были тихие, но вполне различимые. Она появилась из глубин здания, со стороны бассейна и с явной осторожностью кралась по коридору.

Дверная ручка качнулась, дверь отворилась. В полумраке фигурка пониже, чем ожидалось, двинулась через кабинет к маникюрному столику и склонилась над лампой.

Свет лампы озарил поверхность стола, кинув отблеск и на лицо вошедшей. В тот же миг я окликнула ее по имени.

К сожалению, я ошиблась.

Существует — у поклонников детективного жанра, разумеется, — теория, будто истинным виновником всегда оказывается тот, кого меньше всего подозревают. И я не погрешу перед истиной, если скажу, что Лола Марш — прыщавая, в чем-то теплом, фланелевом — не входила в число главных подозреваемых. Правда, мною был упущен из виду один явный и неоспоримый факт: она тоже жила в той самой комнате, где, пусть в комоде при другой кровати, были обнаружены деньги.

Как только я свела воедино эти детали, все остальное выстроилось автоматически, однако из самой Лолы мне выжать ничего не удавалось. Невыразительная тихоня с виду, Лола в душе оказалась сущим гранитом. Когда я, подобно ангелу-мстителю, обрушилась на нее из тьмы, вы думаете, девица смутилась или вздрогнула? Ничего подобного. Она даже отпираться не стала. Просто застыла, как скала, опустив руки, сжав кулаки, и упорно не желала отвечать на мои вопросы, даже когда я со всей непреклонностью объяснила ей, как расценивает закон злонамеренное вредительство, подразумевающее нанесение телесных повреждений.

Под конец я несколько переусердствовала в своих угрозах и, приглядываясь к ней, ждала, когда же негодующе вспыхнет ее лицо. Это, по крайней мере, заставило меня рассмотреть ее внимательней.

Если б не малый рост, Лола, вероятно, не казалась бы такой нескладной. И, признаться, на любом ином рабочем месте ее кукольное личико, опушенное рыжими кудряшками, вполне сошло бы даже за смазливое. Но в данном заведении прежде всего в глаза бросались ее прыщи. И угрюмый вид. Если Лолу поставить в ряд со всеми прочими рабочими пчелками с их идеальным макияжем и точеными фигурками, пожалуй, только ее одну и можно заподозрить в недобрых чувствах к индустрии красоты в целом. В частности, к «Замку Дин». Но пойти из-за этого на вредительство? Впрочем, деньги способны кого угодно превратить в чудовище. Даже саму невинность.